Бородинское знамение

– Выпендрежник! – фыркнула Зойка. Она вскочила, хлопнула Мишку по спине и крикнула:

– Догоняй!

Мишка помчался за ней, сверкая пятками. Кира же, прикрыв глаза ладонью от заходящего солнца, следила за пловцом.

– Что там за камень? – спросила Кира у Павла, когда он, наконец, соизволил вылезти на берег.

– Краеугольный, – пошутил он. – Большой острый камень, его не видно так, а вода еще не обтесала. Короче, – Павел зевнул, – опасный он.

– Ты же… ты же мог погибнуть! Как твой папа. – Кира надеялась, что ее голос не дрогнул.

– Мог, – парнишка посерьезнел, – но мне пока это не нужно.

– Пока? Что значит «пока»?

– Слушай, внучка-Кроль, – он наклонился к ней ближе, так, чтобы Зойка и Мишка не расслышали. – Ты же не просто так упомянула моего отца! Ты… ну… что-нибудь знаешь?

– О чем?

Кира готова была услышать что угодно. Но только не то, что он спросил:

– О том, как на самом деле погибли наши родители?

Кира не ответила. Павел тоже замолк. Он видел, что девочка вспоминает, и не хотел ей мешать. Кира же действительно пыталась вспомнить что-то, чего в ее от природы прекрасной памяти то ли не было совсем, то ли не хватало частично. Смутные образы то возникали как тени, то пропадали. Мучительно продираясь сквозь слои времени, она пыталась вызвать в памяти лицо матери, но не могла.

Мишка и Зойка полезли в воду, начали брызгаться. А у Киры от их криков зашумело в ушах. Низкое солнце слепило ее, отрезая от сидящего рядом Павла, висок заломило, кровь отхлынула от щек, пальцы стали как ледышки. Он коснулся ее плеча:

– Послушай, не надо. Если ты этого не помнишь, то и не надо. Я… я могу помочь тебе вспомнить, но не сейчас, не здесь. Не при них, понимаешь?

– Да. Понимаю. Да.

Словно в забытьи, Кира медленно встала и пошла вверх по склону, покачиваясь, как от ветра. Павел пристально, по-взрослому смотрел ей вслед, а когда она скрылась из глаз, побежал купаться.

Зойка

– А теперь, деточка, не мешай мне, посиди тихонечко на сундучке, на моем передничке, – приговаривала прабабушка Зоя Панкратовна, усаживая вертлявую тезку. – Посиди, Рыжик. А я поворожу.

Пятилетняя Зойка обожала свою прабабушку, да и та разве что еще красную шапочку ей не сшила. Зоя Панкратовна, теперь совсем седая, в молодости была такая же медно-рыжая, как ее правнучка. К тому же Зойку назвали в ее честь. Их взаимное притяжение было таким сильным, что его чувствовали даже посторонние: если прабабушка вела Зойку гулять, между ними никто не мог пройти, даже Дружок не мог проскочить! Он лишь бегал кругами, весело облаивая прабабушку с правнучкой.

– Вот так сиди, Зоюшка-заюшка, смотри да присматривайся, слушай да прислушивайся.

Зоя Панкратовна поставила на середину комнаты сосновый чурбан, постелила на него холщовую тряпицу, а сверху пристроила стеклянный кувшин, до краев наполненный водой. Сама перекрестилась три раза слева направо и забормотала: «Fiat firmamentum in medio aquanim et separet aquas ab aquis, quae superius sicut quae inferius et quae inferius sicut quae superius ad perpetranda miracula rei unius. Sol ejus pater est, luna mater et ventus hanc gestavit in utero suo, ascendit a terra ad coelum in terram descendit. Exorciso te creatura aqua, ut sis mihi speculum Dei vivi in operibus ejus et fons vitae et ablutio peccatonim. Amen»1.

Потом она сняла с полки маленькую розовую чашечку. Поставила ее на чурбан вместо кувшина, который подняла левой рукой, и начала аккуратно переливать из него воду в эту новую емкость. Зойка, конечно, была мала, но даже она понимала, что полный кувшин нельзя опорожнить в такую маленькую чашку. Тем не менее, чашечка поглощала миллилитр за миллилитром до тех пор, пока кувшин не опустел. Зойка следила за бабушкиными действиями, округлив глаза и рот. Зоя Панкратовна отставила кувшин на полку, взяла чашечку в правую руку, подошла к Зойке и перевернула чашечку над ее рыжей макушкой. Со дна упала всего одна капля.

– Ой!

– Не пугайся, милая! – Зоя Панкратовна улыбалась правнучке. – Вставай-ка, иди сюда, заюшка!

Прабабушка подняла с чурбана тряпку, оказавшуюся холщовым передничком с кармашками. Повязала его вокруг талии девочки, а потом оттянула правый кармашек и сказала:

– Этот передничек всегда будет тебе впрору, деточка. А в кармашке с тобой всегда будет эта чашечка. Она никогда не разобьется. Тот, кто выпьет воды из нее, излечится от простуды, от головной, зубной боли, от дурного сглаза. Только ты, заюшка, помалкивай о том, как мы тут с тобой ворожили, хорошо?

– Хорошо! – с готовностью пообещала Зойка.

Утром она хотела спросить у прабабушки, что это были за слова такие диковинные. Но не пришлось. В ночь Зоя Панкратовна скончалась.

***