Бороться и искать

Дружинник взглянул на неё почти с отеческой жалостью:

– Прячься в подпол. Когда всё утихнет, погоди немного и только потом выходи. Уяснила?

– Нет!

– Ну и дура! – могучей рукой искатель опрокидывал лавки, выстраивая из них подобие коридора. Спешно выискивал у товарищей булавы и мечи, ногой отталкивая обмякшие тела подальше от предполагаемого места схватки. И только по каплям пота на его лбу Катя определила, что антидот еще не начал действовать в полную силу. А значит, какой бы враг не приближался к постоялому двору сейчас, у него будет фора. По её, Катиной, вине.

Богатырь замер, оглядывая окна и дверь.

Заскрипели петли, и в образовавшуюся щель не торопясь вошла та самая заполошная кошка. Она мягко потрусила лапками по полосе света к ближайшему столу, где еще так вкусно пахла вчерашняя трапеза. Катя чуть не зашипела «брысь», но краем глаза заметила, как растёт на стене чья-то тень. Секунда – и позади них стоял человек в чёрных доспехах и с двумя тонкими мечами в руках.

– Что, Феденька, финита ля комедия? Полегли дружиннички? – подчёркнуто иронично произнёс незнакомец. И тут же его блестящие тёмные глаза сузились, поймав в прицел Катю. – Дай-ка угадаю… Практикантка?

– Отец родной! – истошно заголосила девушка, бросаясь к его ногам и цепко охватывая левую. – Не губи ты меня, глупую-у-у-у-у! Живота прошу!

– Переигрываете, барышня, – сочно захохотал мужчина в чёрном, перекладывая один из мечей в правую руку, – не верю!

Он схватил Катю за толстую косу и притянул её лицо вплотную к своему. Девушка едва касалась ногами пола, однако её визави это нисколько не смущало.

– Хороший был манёвр, но я просто так не падаю, знаете ли. Ого, Федя, да она у тебя краса-а-вица, – протянул мужчина. – Жаль будет уродовать столь редкий экземпляр. Чистейшей прелести чистейший образец.

Искатель молчал. Он сейчас больше походил на оловянного солдатика – застывший, с бесстрастным окаменелым лицом. Прямо в его спину целились как минимум два копья и один ятаган. Несколько мрачных силуэтов, проследовавших от двери, сливались с полумраком позади его мощной фигуры. Катя молниеносным движением выбросила вперёд и вверх руку, вонзив кинжал в неприкрытую латами подмышку неприятеля. Тот охнул, разжал ладонь, чуть осел, и девушка стремглав кинулась к Фёдору (так вроде бы зовут искателя?) А тот внезапно ожил. С пугающим свистом над головой Кати пронеслась огромная булава с металлическими шипами, затем рассёк воздух меч. Вскрик. Грохот падения. Снова вскрик и на этот раз звон металла о металл…

Спустя несколько секунд мимо девушки, забившейся под стол, разбрызгивая капли крови, катилась отрубленная голова. Катя ошалело смотрела на неё, не веря в реальность происходящего, и тут сильный рывок выволок ее из укрытия.

– Ходу, ходу, ходу! – оглушающе кричал искатель в ухо и тащил за собой.

– Кто? – Князь истошно голосил во всю силу своих лёгких. – Кто посмел?!

Дружинники, выглядевшие как последние забулдыги, обезоруженные, с серыми лицами, не поднимали глаз. Они все разом сгорбились, словно получили такой приказ, но даже если бы князь велел каждого из них обезглавить, не смогли бы объяснить, что произошло на этом треклятом постоялом дворе.

– Где Фёдор? Где сотник мой, я вас спрашиваю? Кто тут головы рубил, пока вы хмельные отсыпались. Чья кровь под ногами у вас запеклась, а?

Гробовая тишина в ответ, и только кошка, растянувшаяся под лавкой, задумчиво отстукивала кончиком хвоста затейливый ритм.

– Прости, светлый княже, не в памяти мы были, опоили нас недруги, как есть опоили, – глухо проговорил один из дружинников, не поднимая головы. – Наш недогляд, с устатку мы были, третий день в седле.

– С устатку!? А не с того ли устатку, что у вас позади обоза тащится который день, а, Ватута?

Суровые лица, избитые ветрами и подкопчённые солнцем, начали густо краснеть. Любава ехала с ними от самой Поляницы, то значительно отставая от дружины, то непостижимым образом нагоняя её на привалах. Ведунья была весёлого, покладистого нрава, не чванливая, не болтливая. Кое-кого из воинов князя она не раз привечала в своей кибитке. Но никто и никогда грязного слова не смел про неё сказать. Даже и в мыслях не держали. И сейчас сильные и здоровые мужики стыдились грубых княжеских слов. Но в защиту Любавы никто не посмел выступить: слишком гневен был поляницкий князь.

Могута, правитель Поляницы, ходил взад-вперёд, сцепив руки за спиной. Его гордость – дружина, собранная из самых знатных вояк, не знавших поражения во многих битвах, сейчас являла собой удручающее зрелище. Он знал: люди эти умрут по его приказу, и вины их в произошедшем нет, но унять раздражение, переходящее в отчаяние, никак не получалось.