Бороться и искать

– Отовсюду буду. Нет у меня родного края. Мы дорожные люди, скоморошье племя. Где свадьба, где пир княжий, так и колесим по лесам и долам. Не помню, где родилась, кто отец с матерью. Подкидыш я, сирота.

Катя нутром чувствовала, что женщина ей не верит.

– Как вас величают, тётенька? Имя буду ваше помнить, за добро добрым словом поминать.

– Любава.

– Любава. Красиво. – Катя машинально накрыла ладонью маяк и вдруг с ужасом почувствовала, а затем и увидела на коже надрез с почти засохшей кровью.

– Это… Это вы? – сипло спросила она ведунью.

– Что? Рана? А ну, дай гляну.

Любава закатала Кате рукав, быстрыми движениям набрала воды, омыла ранку, достала из сумы узкую полосу полотна и наложила повязку, как заправская медсестра. – Заживёт, не глубокая. Оцарапалась, поди, когда падала. – женщина огляделась и в который уже раз за последние полчаса задумчиво взглянула на девушку: поблизости не наблюдалось ничего, что способно оставить тонкий чистый надрез, а уж получить такую рану в падении было и вовсе невозможно.

Катя же лихорадочно соображала, как поступить. То, что маяк вытащили намерено, не было сомнений. Но кто так не хочет возвращения девушки домой? Если напавшие на них с Фёдором разбойники, то им гораздо проще было бы убить её. Ведь предводитель, который прекрасно понимал, кто есть Катя на самом деле, скорее всего, чёрный искатель, ему уж точно свидетели не нужны. Или он её и убил? Думал, что убил. Воду же отравили. Голова снова начала болеть и кружиться, и с губ девушки сорвался громкий стон.

– Не оставлю я тебя тут, голубка. Нечисто тут, недоброе вокруг вьётся, уж поверь. Поехали в Поляницу, поживёшь у меня, а друзья твои… – тут Любава вновь с подозрением взглянула на Катю. – Друзья тебя найдут. Вставай-ка!

Катя не возражала. Она с трудом дошла до кибитки, перевалилась через борт и мешком рухнула на разосланную свежую солому.

– Вот и ладно, вот и ладно, – ведунья быстро развязала очередной мешочек, – поспи, голубка, поспи дорогою. И почти силком втолкнула снадобье в рот девушки. Через пару минут Катя провалилась в глубокий вязкий сон и проснулась только когда солнце клонилось к закату. Судя по всему, уехали они от злополучной деревни очень далеко. Катя пыталась припомнить подробности карты местности, но каждое усилие мысли вызывало приступ головной боли.

Как там говорил господин Санджай? Лечь и предоставить телу возможность жить своей жизнью. Когда Любава обернулась в очередной раз проверить свою пациентку, та лежала, вытянув руки вдоль туловища, обмякшая и бледная, но лицо было спокойным и словно светящимся.

“Эка девку разморило”, – подумала ведунья, и, взмахнув кнутом скорее для устрашения, чем для удара, прикрикнула на гнедую лошадь с белой звездой во лбу. Та задвигалась проворнее, и вскоре женщины уже подъезжали к сложенной из плит известняка высокой стене, в которой зияло чёрное отверстие городских ворот.

Стражники заступили дорогу:

– Любава, ты ли?! Новостей везёшь?

– Везу, везу, да не на твоём возу. Дорогу дайте, недосуг мне сейчас болтать.

Деревянные колёса загромыхали по выложенной камнями главной дороге. Она вела прямо от ворот к княжескому терему. Других признаков транспортной цивилизации в стольном граде не наблюдалось. Хорошо утрамбованная пыль да почерневшие от грязи и времени доски – вот и всё дорожное покрытие. Кибитку нещадно трясло, выбивая из Кати остатки сна. Они ехали по городу совсем недолго, вскоре Любава добралась до своего дома. Небольшой двор с сараем, несколько кур, невысокая, но крепкая хижина с прочной дверью из морёного дуба. Внутри печь, стол, лавка, да закут, размер которого Катя определила как крошечный, хотя и был он завешен куском ткани с вышивкой. Всё как у всех, и не скажешь, что здесь ведунья живёт.

Пока Любава распрягала лошадь, отталкивала кибитку в сторону (крытая повозка занимала почти весь двор) и растапливала печь, девушка сидела на лавке, не в состоянии активно двигаться, бессильно свесив руки.

Женщина кашеварила, когда со двора раздался мужской окрик, не сулящий доброй встречи:

– Любава!

Было заметно, как напряглась спина ведуньи, но Катя отметила, что та быстро взяла себя в руки, выпрямилась, аккуратно поставила ухват к печи, вытерла ладони о передник и решительным шагом направилась к двери. Но гость уже влетел в горницу, перекрывая тусклый вечерний свет мощной фигурой.

– Здрасьте! – весело, но вяло произнесла зачем-то Катя и добавила уже с хорошей порцией сарказма. – Дяденька.

Княжий сотник глянул на неё исподлобья – приветствие это было не в ходу у здешнего народа, но ответом не удостоил, обратившись к Любаве:

– Не врут люди, стало быть! – Фёдор стоял перед ними грозно сверкая очами, написали бы в былинах. Мужчина и вправду выглядел крайне злым, однако, как он будет объяснять своё состояние ведунье, которая ведь не в курсе предыстории. С Кати слетела вся сонливость, и чувство злорадного удовлетворения придало ей ещё большей смелости.

– Как поживаете?

Фёдор даже не повернулся к девушке, продолжая прожигать взглядом Любаву. Та усмехнулась и с вызовом сложила руки на груди: