Бороздить море втайне от небес. Логики терапевтических изменений

С этой точки зрения, принцип изменения особенно важен, поскольку, если считать его неизбежным, то человека или людей, которые находятся перед нами, невозможно рассматривать, как неподвижную систему, наблюдаемую в её статичности. Это означает, что следует отказаться от идеи, согласно которой возможно наблюдать за объектом независимо от наблюдателя. Еще раз возвращаясь к Полу Вацлавику: так же как невозможно не коммуницировать, невозможно и не взаимодействовать, невозможно не влиять, и если человек не может не самообманываться, то он не может и не вызывать изменение при взаимодействии с другими людьми и с самим собой [Вацлавик, Бивин, Джексон, 1971]. В этом смысле сразу рушится позитивистский принцип медицины – сначала диагноз, затем терапия. Подумайте о тестах, которые, отталкиваясь от операционального предположения, являются инструментом для формулировки диагноза, который предшествует вмешательству. Спонтанно возникает вопрос: «Попробуем измерить, проявит ли пациент терапевтические изменения, после того как он подвергнется 4-х часовому тестированию. Что мы обнаружим?» Часто уже после тестирования наблюдаются терапевтические эффекты. Еще большее впечатление производит улучшение состояния пациента, пока он ожидает встречи с терапевтом, записавшись на прием. Пациент начинает верить: «Я намерен пойти к профессору, который позаботится обо мне, который меня вылечит». Веря в излечение, пациент постепенно начинает чувствовать себя лучше. Интересный результат приводится в некоторых исследованиях: свыше 40% пациентов, которые записываются на приём, приходят на первый сеанс уже с улучшениями, если время ожидания достаточно длительное [Талмон, 1990].

Концепция изменения, понимаемая таким образом, с одной стороны, разрушает идею/иллюзию, согласно которой существует объективный инструмент познания, предшествующий вмешательству, с другой стороны, доказывает, что изменение не является линейным процессом, а «извлекают пользу» из конструктивных взаимодействий, которые становятся замечательным инструментом, так как дают возможность оказать влияние на человека уже с первой встречи, с первого контакта с ним.

Когда мы говорим о терапевтическом изменении, то подразумеваем не какое-то случайное изменение, а изменение, сфокусированное в заданном конкретном направлении, а именно: облегчить страдания, справиться с тем, что нарушает равновесие системы, достичь назначенной цели. Система может быть более или менее обширной, состоять из нескольких человек, как в случае динамики отношений в паре или семье; это более сложные системы, но, с моей точки зрения, только по численности. При более внимательном рассмотрении именно динамика отношений разума с самим собой оказывается более сложной, чем между человеком и человеком или между человеком и другими людьми. Не случайно первые исследователи динамики систем и отношений занимались преимущественно межличностными отношениям; за ними было проще всего наблюдать и непосредственно исследовать. Все исследователи, которые положили начало системно-отношенческому подходу или, точнее, интеракционистскому подходу, должны были столкнуться с тем фактом, что существуют отношения разума с самим собой.

Действительно, существует динамика, которая создаёт постоянные изменения внутри разума, которые, в свою очередь, вызывают искажение внешнего восприятия, а изменения внешнего восприятия, в свою очередь, вызывают изменения во внутреннем восприятии. Речь идёт о сложной динамике, так как она имеет склонность поддерживать свой гомеостаз, даже когда он дисфункционален, как учит нас этому в сфере биологии и химии Клод Бернар.

Системно-стратегический подход рождается из наблюдений Джексона над гомеостазом семейных систем. Грегори Бейтсон буквально влюбился в Д.Д. Джексона, побывав на его конференции в Стэндфордском Университете, на которой Дон представил примеры своего вмешательства в системы семейного гомеостаза. Бейтсон был настолько поражён его выступлением, что захотел включить его в свою исследовательскую группу по изучению коммуникации, и именно Д.Д.Джексон впоследствии основал Институт исследования психики (Mental Research Institute).