Борух Баклажанов. В поиске равновесия

История ЖСК берет свое начало с 20-х годов прошлого столетия, в 40-х она была на время упразднена, а с 60-х возродилась вновь второй волной. Никакого кредитования в то время, понятное дело, не существовало, и за квартиру требовалось внести всю сумму сразу. Это были приличные по тем временам деньги – отсюда и та самая однородность жильцов. Было много приезжих, плативших «северными» деньгами, представителей богемы и научного мира. Учитывая военное летное прошлое деда Баклажанова, он также смог позволить себе там небольшую квартиру, в которой все они жили сначала двумя, а потом и тремя поколениями.

В начале 80-х когда Борух пошел в первый класс, становилось уже тесновато, и семья всерьез задумалась еще об одной квартире для некоторого расширения жизненного пространства. Разумеется, в приоритете был тот же дом, тем более одна из квартир в нем освобождалась. На нее претендовала еще одна относительно молодая семья, которая была, по правде сказать, в значительно лучших на тот момент жилищных условиях. Они заблаговременно начали поквартирно обходить весь дом, представляясь и мягко преподнося свое видение вопроса, тем самым «готовя» грядущее собрание ЖСК, на котором и должен был быть вынесен окончательный общий вердикт.

Общее собрание ЖСК является высшим органом управления, и сие явление по праву достойно кисти живописца или пера писателя. Всю его суть в красках передал Эльдар Рязанов в своем «Гараже», который дед Баклажанова не переносил на дух. «Ничего смешного! Скоро все живьем увидите», – обычно говорил он за просмотром фильма в преддверии очередного собрания. Дед был человеком мудрым. Храбрым он был на войне, в быту же все житейские дрязги предпочитал обходить стороной и на каждое собрание шел как в очередной боевой вылет.

Как он и пророчил, «ничего смешного» не произошло и на том собрании. «Обработанные» конкурентами члены ЖСК в большинстве своем подняли руки за них. Все бы так и закончилось, кабы не тот самый хирург – сосед Баклажановых. Никогда он этих собраний не посещал, но тут решил пойти. Двигало ли им тогда лестничное землячество или обостренное чувство справедливости – неизвестно, но, приняв пару стаканов волшебного пшеничного эликсира и поймав ту тонкую грань между пиететом и апофеозом, он четко обозначил свое присутствие. Все собрание он просидел в задних рядах, словно велогонщик, замыкавший пелотон и готовивший финишный спурт, и под конец взял слово. Он встал, степенно прошел в начало зала и, развернувшись, начал внимательно всматриваться в присутствовавших, а председатель комиссии по протечкам, избранный секретарем, приготовился записывать. «Вы знаете, – начал хирург через некоторое время, – недавно вышло постановление партии и правительства об улучшении жилищных условий ветеранов Великой Отечественной войны». После этого он замолчал и медленно пошел по рядам, заглядывая в глаза каждому, проголосовавшему против Баклажановых, и задавая им один и тот же вопрос. «А Вы…против постановления партии и правительства?» – тихо и вкрадчиво спрашивал он. «В хирурге явно умер политик», – подумал тогда еще совсем юный Борух, жилищные условия семьи которого без сомнения улучшились.

Баклажанов часто вспоминал и рассказывал эту историю, со временем ставшую легендарной, но главной оставалась ее суть. Что это было за постановление и существовало ли оно вообще, он не знал, но его поразил эффект. Что это было? Был ли это страх, должное заслугам или уважение, сказать трудно, но это «что-то» присутствовало – то, что заставило многих тогда вмиг изменить свое решение. Существовала некая аксиома, которую невозможно было оспорить. Думается, это и была идея социальной справедливости, которая в советское время была национальной. Другое дело, что воплощение ее началось с разрушения и хромало с частыми «перегибами на местах», но во главе все равно была идея, а не деньги, ибо ни одно великое начинание в истории не было материальным.

Еще с древности многие ученые умы пытались дать национальной идее некую трактовку, но каждый из них видел ее лишь из своего окна. Военный стратег Сунь Цзы в своем «Искусстве войны» вкладывал в суть противостояния пять явлений: Путь, Небо, Земля, Полководец и Закон. По его мнению, первым и основополагающим был «Путь», когда мысли и чаяния правителя и народа составляли единое целое, когда они смотрели в одну сторону, в едином порыве двигаясь вперед. Правитель подавал пример, а народ был готов умереть за него, что и являло несокрушимое единство этих двух величин.