Борух Баклажанов. В поиске равновесия

Любой человек уникален, но лишь тогда, когда он выходит из толпы и, подходя к зеркалу, бросает вызов собственному отражению. Мужчина поступал так каждый раз, проверяя себя на прочность, и, возвращаясь к зеркалу время спустя, он смотрел на себя и говорил: «И это я могу!». Он упивался личностным превосходством, превосходством в первую очередь над собой вчерашним. Это присуще лидерам и рождает все то же состязание первого и второго, второго и третьего, подтягивая за собой весь пелотон. Мужчина обладал феноменальной силой чувства, видя себя на годы вперед, и, дорабатывая все силой мысли, воплощал задуманное волей и действием в жизнь.

Что же он хотел от этой жизни, и была ли у него мечта? С ранней юности он был напорист и стремился к доминанте во всем. Уже тогда он начал отстаивать свое «Я» и данную отцом фамилию. Тот для него был авторитетом, и Мужчина всеми силами пытался его превзойти. Цели, которые он перед собой ставил, были достижимы с трудом, а задачи выполнимы едва ли, но это лишь раззадоривало его, окатывая злостью. Он рвался вперед всеми фибрами души, как боевой питбуль, и тем слаще были победы, а самооценка взлетала до небес, требуя уже сверхзадач. Все, чего он касался, должно было быть самым лучшим. Женщины, окружавшие его, обязаны были быть самыми красивыми, а здания самыми высокими, и только горы угнетали его, ибо были недосягаемы. Он обожал и боготворил свое «эго» и ничего для него не жалел.

Был ли он счастлив? Думается, да. Счастлив он был в пути, созидая и преодолевая, но мерилом итога для него всегда были деньги, хотя как таковые давно уже мало интересовали его. Они являлись лишь цифрами, но были у него в крови, ибо бывших дельцов не бывает. Им он был по сути, каждый раз пытаясь выжать максимум из любой сделки. Мужчина шел напролом, круша стены и даже не пытаясь искать в них дверей. Он был бульдозером, а надо было пускаться в дрифт; он играл в гольф, а нужен был слалом, в чем иные были сильнее. Он действовал так, как позволяли обстоятельства и время, которые куют решения, но то ли уже было время? Одной деловой хватки было мало – нужен был уже некий симбиоз, которым вполне обладали советские «цеховики». Прибыль не была для них светом в окне, ибо ради выживания они вынуждены были действовать на разных фронтах, отступая и наступая и раскачивая все тот же маятник. Они были как пилоты спортбайков, несущиеся по межрядью или лавирующие в потоке, беспрерывно играя ручкой газа, словно в постоянном поиске компромисса, и давали максимальные обороты, лишь выйдя на оперативный простор.

Со временем он и сам перестал замечать, как из «ипэшника» превращался в назначенного директора, играя в гольф уже клюшками, которые ему подавали. Хотел ли он обратить свое «эго» во благо, было известно лишь ему одному, но быть орудием в чьих-то руках он не привык. Это была очередная, едва ли не самая тяжелая битва в его жизни – противостояние «Клубу 300», который двигал вперед свои дела.

Стратегия вечности

«Вечность». Простое, казалось бы, слово – одно из сотен в словаре под литерой «В», но каким невероятным магнетизмом оно обладает и сколько загадок в себе таит. Оно манит и пугает одновременно, располагая к мечтам и рождая мысли. Оно может сравниться разве что со словом «Вселенная», ибо та тоже не имеет границ. Две эти величины разрушают рамки сознания, даруя творцу внутреннюю свободу и вдохновляя созидать. В этом отношении фантасты и астрономы, пожалуй, самые счастливые люди, а Стругацкий, долгое время проработавший в Пулковской обсерватории, так вообще вобрал в себя все.

«Мы мыслим себя в вечности», – не выходила из головы Баклажанова фраза, брошенная ему во сне Борухом. Признаться, он и сам часто думал об этом, прокручивая в голове что-то подобное на разные лады, гуляя по городу или мчась куда-то на авто. Он смотрел на те же здания и соборы, которые видели Печорин с Онегиным, Раскольников и тот же Акакий Башмачкин. На них смотрели Распутин и Юсуповы, видел их и Ленин. Пройдут столетия, а здания эти будут все также стоять, и на них будут смотреть, но, главное, кто?

– Ты не думал построить дом? – спросил как-то Боруха, проживавшего на тот момент очередной этап праздного безделья, один из его дальних братьев.

– Это ты меня сейчас на «дом, дерево и сына» подбиваешь?

– Тоже вариант, но при прочих равных хотя бы займешь себя чем-то на пару-тройку лет, – ответил тот.

Сам он тогда уже выработал этот стратегический план в голове и поэтапно воплощал его тактикой. Он уже вовсю вел строительство и с упоением рассказывал о множестве тонкостей самого процесса и администрирования. Он умудрялся объединять доставки материалов из разных мест одними транспортными средствами, искусно играя их типами, дабы снизить стоимость, филигранно решал вопросы с подводкой коммуникаций и планировал посадить деревья, чтобы наблюдать, как они растут. Каждой своей тактической победой в битве он приближал победу в войне. Это была стратегия трех лет, но что она в сравнении со стратегией вечности?