И в других песнях литвинов солнце постоянно сохраняет характер божества женского рода и нередко противопоставляется месяцу – божеству мужского рода: «Солнце-матушка приданое готовила», или: «Сидит моя матушка, как на небе солнце… сидит мой батюшка, как на небе месяц», «светит месяц на небе – плачет обо мне мой батюшка, светит солнце на небе – плачет обо мне моя матушка»[271] и т.п. К солнцу, шествующему по небу, а потому все видящему и все ведающему, литвины обращаются и с вопросами о том, что происходит в далеких местах, напр.:
С высоты неба, поведай,
солнце
,
Оттуда ты видишь границы света,
Побеждает ли муж мой поганых,
Слышишь ли там его громкие приказания?
С высоты неба, поведай,
солнце
,
Не скосила ли смерть моего сана,
Обогряет ли он мечь свой в крови поганых,
И грабит ли добычу и гонит пленников?..
[272]
Богиня солнца, по представлению литвы, ездила над землею в колеснице, запряженной тремя конями: серебряным, золотым и алмазным[273].
У пруссов бог неба назывался Окопирнос (Okopirnos), но образ его, очевидно, побледнел и стушевался перед могучей тройственной группой богов, перед «Трибогом» прусского Олимпа, если можно так выразиться. Ромов (Romove) называлось то место в Надровии, где стоял знаменитый священный дуб, в котором обитали упомянутые три бога: Перкунос, Потримпос (Potrimpos) и Поклус или Пиколлос (Poclus, Picollos)[274]. Этот тройственный союз главнейших богов прусских, неразрывно соединенных в одном святилище, в Ромове, представлял собою олицетворение в трех самостоятельных божественных образах той идеи, которая у древних народов нередко выражалась в лице одного тройственного божества, властвующего над тремя областями мира: вспомним трехокого Зевса (по объяснению Павсания, вероятно, впрочем, неверному, см. ниже ст.: «Ветры» – Стрибог), трехглавую Гекату, трехвидную Диану, наконец, неназванного по имени, высшего владыку над тремя царствами мира (triplicis mundi Summus) древних италийцев. Названные три прусские бога служили: Перкун, как бог грома и молнии, снега и града, – представителем неба, Поклус, как бог всеразрушающего вихря и в то же время бог пекла, – представителем смерти и подземного мира или преисподней[275], и Потримпос, как бог реки и всех проточных вод, – представителем земных вод, но вместе с тем богом земного плодородия. Перкуну в Ромове приписывали грозное, пылающее лицо с черными, курчавыми волосами и бородой. В честь его пылал неугасающий огонь из дубового дерева, по свидетельству Стрыйковского, называвшийся Знич (Znic). Слыша гром, пруссы произносили: «Боже Перкун, пощади нас!»[276] При отправлении весеннего праздника, жрец (вуршкайт), держа в руке чашу, наполненную пивом – обычным жертвенным напитком литовских народов – говорил следующую молитву: «О милостивый боже, Перкун! Молимся тебе, чтобы ты явился в должное время и даровал милостивого дождя, чтобы древесная зелень, трава и хлеба хорошо росли и преуспевали; не причиняй нам вреда безвременной бурей, градом, молнией и громом; изгони также, всемогущий боже, и порази Пойколлоса (т.е. Поклуса) с его слугами и подданными, дабы они не могли вредить ни нам, ни растениям!» В этих молитвах ярко охарактеризована природа Перкуна: он – владыка гроз, бурь и града, но в то же время – податель «милостивого дождя», способствующего преуспеянию растительности; он же победитель злых, вредящих человеку воздушных и подземных демонов, с Поклусом во главе[277]. По имени Перкуна в Пруссии и Литве названы разные местности, напр. Perkun-Lauken, т.е. Перкуновы Луки, Регkujken, т.е. Перкуново село, Перкунишки и др. – Поклус, по свидетельству Геннеберга, имел длинную седую бороду, лицо его обращено было вверх, голову его обхватывала белая повязка. Эмблемами этого «бога пекла, туч, затмения и летающих духов и дьяволов», как характеризует его Стрыйковский, служили мертвые головы человека, быка и коня.