Не зная, что — похвально, что — греховно.
К ним обратив прилежней слух и зренье,
По лицам их и детским голосам.
Однако я расторгну узел пут,
Которыми тебя теснит сомненье.
Случайному, как ни скорбей, ни жажды,
Ни голода ты не увидишь тут;
Установил незыблемый закон,
И точно пригнан к пальцу перстень каждый.
Так рано поспешивших в мир нетленный,
Не sine causa[1779]
разно наделён.И сладостной любви, какой никак
Не мог желать и самый дерзновенный, —
Распределяет милость самовластно;
Мы можем только знать, что это так.
Где как пример даны два близнеца,
Ещё в утробе живших несогласно.[1780]
Многообразен, с ним в соотношенье
Должно быть и сияние венца.
Не за дела награда им дана:
Всё их различье — в первом озаренье.[1781]
Душа, ещё невинная, бывала
Родительскою верой спасена.
То мальчиков невинные крыла
Обрезание силой наделяло.
То, не крестясь крещением Христовым,
Невинность вверх подняться не могла.
Всего сходней; в её заре твой взгляд
Мощь обретёт воззреть к лучам Христовым".
Над нею изливала рать святая,
Чьи сонмы в этой высоте парят,
Так дивно мне не восхищало взор,
Подобье бога так полно являя.
Воспев: «Ave, Maria, gratia plena!»,[1783]
—Свои крыла пред нею распростёр.
За ним воспев, ещё светлей процвёл
Блаженный град, не ведающий тлена.
Побыть со мной, покинув присуждённый
Тебе от века сладостный престол,
В глаза царицы, что слетел сюда,
Любовью, как огнём, воспламенённый?"
Того, чей лик Марией украшаем,
Как солнцем предрассветная звезда.[1784]
Красой и смелостью, он их вместил, —
Мне был ответ. — Того и мы желаем;
К владычице, когда наш груз телесный
Господень сын понесть благоволил.
С моею речью, обходя со мной
Патрициев империи небесной.
К Августе[1785]
приближённые соседи, —Как бы два корня розы неземной.
Тот праотец, чей дерзновенный вкус
Оставил людям привкус горькой снеди;[1786]
Христовой церкви, старец, чьей охране
Ключи от розы вверил Иисус.[1787]
Дни тяжкие невесты, чей приход
Гвоздями куплен и копьём страданий, —
Под чьим вожденьем жил, вкушая манну,
Строптивый, чёрствый и пустой народ.[1789]
Которая глядит в дочерний лик,
Глаз не сводя, хоть и поёт «Осанну»;
Сидит Лючия, что тебя спасала,
Когда, свергаясь, ты челом поник.[1791]
Поставить точку, как хороший швей,
Кроящий скупо, если ткани мало;
Дабы, взирая к ней, ты мог вонзиться,
Насколько можно, в блеск её лучей.
Стремя крыла, не отдалился вспять,
Нам надлежит о милости молиться,
А ты сопутствуй мне своей любовью,
Чтоб от глагола сердцем не отстать".
ПЕСНЬ ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Смиренней и возвышенней всего,
Предъизбранная промыслом вершина,
Столь благородным, что его творящий
Не пренебрёг твореньем стать его.
Любовь, чьим жаром райский цвет возник,
Раскрывшийся в тиши непреходящей.[1794]
А в дольном мире, смертных напояя,
Ты — упования живой родник.
Что было бы стрёмить без крыл полет —
Ждать милости, к тебе не прибегая.
Твоя забота помощь и спасенье,
Но просьбы исполняет наперёд.
Ты — всяческая щедрость, ты одна —
Всех совершенств душевных совмещенье!
Вселенной вплоть досюда, часть за частью,
Селенья духов обозрел сполна,
Столь мощною очей его земных,
Чтоб их вознесть к Верховнейшему Счастью.