Воспринял общее строенье Рая,
Внимательней не медля ни на чём,
И госпожу мою спросить желал
О том, чего не постигал, взирая.
И некий старец[1756]
в ризе белоснежнойНа месте Беатриче мне предстал.
Взор и лицо, и он так ласков был,
Как только может быть родитель нежный.
И он: "К тебе твоим я послан другом,
Чтоб ты своё желанье завершил.
Её увидишь ты, ещё светлей,
На троне, ей суждённом по заслугам".
И мне она явилась осенённой
Венцом из отражаемых лучей.
Так отдалён не будет смертный глаз,
На дно морской пучины погруженный,
Но это мне не затмевало взгляда,
И лик её в сквозной среде не гас.
Ты, чтобы помощь свыше мне подать,
Оставившая след свой в глубях Ада,
Твоих щедрот и воли благородной
Я признаю и мощь и благодать.
Они по всем дорогам провели,
Где власть твоя могла быть путеводной.
Дабы мой дух, отныне без порока,
Тебе угодным сбросил тлен земли!"
Она ко мне свой обратила взгляд;
И вновь — к сиянью Вечного Истока.
Твой путь, — на то и стал с тобой я рядом,
Как мне и просьба и любовь велят,[1758]
—Тогда и луч божественный смелей
Воспримешь ты, к нему взлетая взглядом.
Горю душой, нам всячески поможет,
Вняв мне, Бернарду, преданному ей".
Придя узреть нерукотворный лик,[1759]
Старинной жаждой умиленье множит
"Так вот твоё подобие какое,
Христе Исусе, господи владык!" —
Того, кто, окружённый миром зла,
Жил, созерцая, в неземном покое.
Ты не постигнешь, если к горней сени, —
Так начал он, — не вознесёшь чела.
Он в высоте, на троне, обретёт
Царицу[1760]
этих верных ей владений".В восточной части, озарённой ало,
Светлей, чем в той, где солнце западёт,
Глаза, я увидал, что часть каймы[1761]
Всё остальное светом побеждала.
Ждём дышло, Фаэтону роковое,[1762]
А в обе стороны — всё больше тьмы,
Та орифламма[1763]
мирная лила,А по краям уже не столь живое.
Я видел, — сонмы ангелов сияли,
И слава их различною была.
Им улыбалась Красота[1764]
, даяОтраду всем, чьи очи к ней взирали.
Воображенью, — как она прекрасна,
И смутно молвить не дерзнул бы я.
Сковал мне взор его палящий пыл,[1765]
Свои глаза к ней устремил так страстно,
ПЕСНЬ ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
Повёл святую речь, чтоб всё сполна
Мне пояснить, как мудрый толкователь:
И нанесла, и растравила ядом
Прекрасная у ног её жена.[1766]
Глаза ступенью ниже опустив,
И с ней, как видишь, Беатриче рядом.[1767]
Вот та, чей правнук,[1768]
обращаясь к богу,Пел «Miserere»[1769]
, скорбь греха вкусив.Они идут, как я по лепесткам
Цветок перебираю понемногу.
Еврейки[1771]
занимают цепь сидений,Расчёсывая розу пополам.
Взирала ко Христу,[1772]
они — как вал,Разъемлющий священные ступени.
Все листья,[1773]
восседает сонм, которыйПришествия Христова ожидал.
В строй полукружий,[1774]
восседают те,Чьи на Христе пришедшем были взоры.
И все под ним престолы, как преграда,
Их разделяют по прямой черте.
Всегда святой, пустынник, после мук
Два года пребывавший в недрах Ада;[1776]
Франциску, Бенедикту, Августину
И прочим, донизу, из круга в круг.[1777]
Два взора веры обнимает сад,
И каждый в нём заполнит половину.
Весь склон по высоте делящий ровно,[1778]
Не ради собственных заслуг сидят,
Здесь — души тех, кто взнёсся к небесам,