Божественная комедия

      Садились на цветы, кругом порхая,

      Как яхонты в оправе золотой;

⁶⁷ И, словно хмель в их запахе впивая,

      Вновь погружались в глубь чудесных вод;

      И чуть одна нырнёт, взлетит другая.

⁷⁰ "Порыв, который мысль твою влечёт

      Постигнуть то, что пред тобой предстало,

      Мне тем милей, чем больше он растёт.

⁷³ Но надо этих струй испить сначала,

      Чтоб столь великой жажды зной утих".[1740]

      Так солнце глаз моих, начав, сказало;

⁷⁶ И вновь: "Река, топазов огневых

      Взлёт и паденье, смех травы блаженный —

      Лишь смутные предвестья правды их.[1741]

⁷⁹ Они не по себе несовершенны,

      А это твой же собственный порок,

      Затем что слабосилен взор твой бренный".

⁸² Так к молоку не рвётся сосунок

      Лицом, когда ему порой случится

      Проспать намного свой обычный срок,

⁸⁵ Как устремился я, спеша склониться,

      Чтоб глаз моих улучшить зеркала,

      К воде, дающей в лучшем утвердиться.

⁸⁸ Как только влаги этой испила

      Каёмка век,[1742] река, — мне показалось, —

      Из протяжённой сделалась кругла;

⁹¹ И как лицо, которое скрывалось

      Личиною, — чуть ложный вид исчез,

      Становится иным, чем представлялось,

⁹⁴ Так превратились в больший пир чудес

      Цветы и огоньки, и я увидел

      Воочью оба воинства небес.[1743]

⁹⁷ О божий блеск, в чьей славе я увидел

      Всеистинной державы торжество, —

      Дай мне сказать, как я его увидел!

¹⁰⁰ Есть горний свет, в котором божество

       Является очам того творенья,

       Чей мир единый — созерцать его;

¹⁰³ Он образует круг, чьи измеренья

       Настоль огромны, что его обвод

       Обвода солнца шире без сравненья.

¹⁰⁶ Его обличье луч ему даёт,

       Верх озаряя тверди первобежной,

       Чья жизнь и мощь начало в нём берет.[1744]

¹⁰⁹ И как глядится в воду холм прибрежный,

       Как будто чтоб увидеть свой наряд,

       Цветами убран и травою нежной,

¹¹² Так, окружая свет, над рядом ряд, —

       А их сверх тысячи, — в нём отразилось

       Всё, к высотам обретшее возврат.

¹¹⁵ Раз в нижний круг такое бы вместилось

       Светило, какова же ширина

       Всей этой розы, как она раскрылась?[1745]

¹¹⁸ Взор не смущали глубь и вышина,

       И он вбирал весь этот праздник ясный

       В количестве и в качестве сполна.

¹²¹ Там близь и даль давать и брать не властны:[1746]

       К тому, где бог сам и один царит,

       Природные законы непричастны.

¹²⁴ В желть вечной розы,[1747] чей цветок раскрыт

       И вширь, и ввысь и негой благовонной

       Песнь Солнцу вечно вешнему[1748] творит,

¹²⁷ Я был введён, — как тот, кто смолк, смущённый, —

       Моей владычицей, сказавшей: "Вот

       Сонм, в белые одежды облечённый!

¹³⁰ Взгляни, как мощно град наш вкруг идёт!

       Взгляни, как переполнены ступени

       И сколь немногих он отныне ждёт![1749]

¹³³ А где, в отличье от других сидений,

       Лежит венец, твой привлекая глаз,

       Там, раньше, чем ты вступишь в эти сени,

¹³⁶ Воссядет дух державного средь вас

       Арриго[1750], что, Италию спасая,

       Придёт на помощь в слишком ранний час.

¹³⁹ Так одуряет вас корысть слепая,

       Что вы — как новорождённый в беде,

       Который чахнет, мамку прочь толкая.

¹⁴² В те дни увидят в божием суде

       Того, кто явный путь и сокровенный

       С ним поведёт по-разному везде.

¹⁴⁵ Но не потерпит бог, чтоб сан священный

       Носил он долго; так что канет он

       Туда, где Симон волхв казнится, пленный;

¹⁴⁸ И будет вглубь Аланец оттеснён".[1751]

ПЕСНЬ ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Эмпирей. — Райская роза (продолжение)

¹ Как белой розой, чей венец раскрылся,

     Являлась мне святая рать высот,

     С которой агнец кровью обручился;

⁴ А та, что, рея,[1752] видит и поёт

     Лучи того, кто дух её влюбляет

     И ей такою мощной быть даёт,

⁷ Как войско пчёл, которое слетает

     К цветам и возвращается потом

     Туда, где труд их сладость обретает,

¹⁰ Витала низко над большим цветком,

      Столь многолистным, и взлетала снова

      Туда, где их Любви всевечный дом.

¹³ Их лица были из огня живого,

      Их крылья — золотые, а наряд

      Так бел, что снега не найти такого.

¹⁶ Внутри цветка они за рядом ряд

      Дарили миром и отрадой пыла,

      Которые они на крыльях мчат.

¹⁹ То, что меж высью и цветком парила

      Посереди такая густота,

      Ни зрению, ни блеску не вредило;

²² Господня слава всюду разлита

      По степени достоинства вселенной,

      И от неё не может быть щита.

²⁵ Весь этот град, спокойный и блаженный,

      Полн древнею и новою толпой,[1753]

      Взирал, любя, к одной мете священной.

²⁸ Трехликий свет, ты, что одной звездой

      Им в очи блещешь, умиротворяя,

      Склони свой взор над нашею грозой!

³¹ Раз варвары, пришедшие из края,

      Где с милым сыном в высях горних стран

      Кружит Гелика,[1754] день за днём сверкая,

³⁴ Увидев Рим и как он в блеск убран,

      Дивились, созерцая величавый

      Над миром вознесённый Латеран[1755], —

³⁷ То я, из тлена в свет небесной славы,

      В мир вечности из времени вступив,

      Из стен Фьоренцы в мудрый град и здравый,

⁴⁰ Какой смущенья испытал прилив!

      Душой меж ним и радостью раздвоен,

      Я был охотно глух и молчалив.

⁴³ И как паломник, сердцем успокоен,

      Осматривает свой обетный храм,

      Надеясь рассказать, как он устроен, —

⁴⁶ Так, в ярком свете дав блуждать очам,

      Я озирал ряды ступеней стройных,

      То в высоту, то вниз, то по кругам.

⁴⁹ Я видел много лиц, любви достойных,

      Украшенных улыбкой и лучом,

      И обликов почтенных и спокойных.