Божественные головоломки, или Война за любовь

Герцог Лиенский вовсе не был невыносимым исключением из лоулендских правил, как его старались представить недоброжелатели. Эйран из Черной Башни за краткое время знакомства с родственниками, уже почти привык к тому, что в мелкие неприятности его дорогая семья не ввязывается, играет по крупному. Может, причина была в причастности родственников к величайшему замыслу Творца — Колоде Джокеров и самой Великой Триаде? Эта скрытая до времени сила, будто магнит, с каждым разом все сильнее притягивала самые причудливые, читай между строк жуткие, создания к богам. А может, и нет. Если верить занимательным сплетням Клайда — настоящим шедеврам устного творчества, принцы и раньше ввязывались в переделки одна чище другой. Общепринятую шкалу измерения опасности и риска, вроде той, по какой люди оценивали шторма или землетрясения, еще никто не изобрел. Для братьев счет был простой: «выпутался и жив, значит прекрасно!».

Сейчас, как казалось мэсслендцу, не слишком обвыкшемуся с эксцентричным образом жизни королевской семьи Лоуленда, ситуация складывалась из ряда вон даже для привычных к рисковым переделкам родственников. В прошлый раз родичам очень помогла добытая Эйраном информация о младенце из клана Колебателей Земли, найденном Джеем во время поиска Плетущего Мироздания. Именно благодаря этому малышу лоулендцы смогли объединиться с главой клана Громерданом и выловили крупную рыбу — безумного мага, стремящегося поставить миры на грань катастрофы. Бог Магии и Политики на свой лад обладал не менее философским складом ума, чем сестра — Элия, с уклоном в фатализм. А посему он полагал, что Творец не поручает задач, не снабдив условием для их решения. Сражаться с Пожирателем Душ Эйран не считал себя способным, а вот в поиске сведений о возможной уязвимости врага вполне мог преуспеть. Пусть бог пока еще не знал, где именно следует искать, зато представлял с чего начать работу. В Черной Башне за века проживания скопилось немало ценных магических инструментов для решения такого рода задач. Едва завершив беседу с Элией, принц уже прикинул, какой именно способ нужно использовать. Отложив выбор рассады до более спокойных времен — Эйран ненавидел пустую спешку, хоть и умел действовать молниеносно — бог освежился бокалом развеивающего наркотическое действие цветов напитка и перенесся на нижние этажи башни. Принц не обладал врожденными способностями Колебателей двигаться сквозь земную твердь, однако, в Башне правила менялись. Черный камень пропускал хозяина через стены и пол или складывал пространство, переправляя его в нужное помещение.

Эйран оказался в кромешной тьме, ни единой искорки света не нарушало первозданного мрака. Двигаясь по памяти, бог сделал два шага прямо и один влево, опустился на колени и положил руку на чуть влажный пол. Если бы принц дышал, (а с того мига, как он оказался тут, он не сделал ни одного вдоха и выдоха) то смог бы ощутить чистую свежесть близкой воды. Странно, но несмотря на отсутствие окон, дверей и сквозняков ни затхлости, ни гнили в воздухе не ощущалось. Мужчина вынул из ножен кинжал, чуть наклонил вперед голову и смахнул прядь волос. Одновременно на выдохе Эйран шепнул заклятье света, освещая круглую комнату с неглубокой каменной чашей посередине, заполненной прозрачной водой.

Ее полагалось зачерпнуть из ста неоскверненных источников. Сам маг и его доверенные агенты прошерстили немногим меньше тысячи необитаемых миров, чтобы наполнить кувшины из чистейших ключей, отвечающих всем условиям ритуала. Когда было необходимо, педантичность и придирчивость Эйрана могла соперничать с Леймовой и Нрэновой. Набранную воду надлежало смешать в кромешной тьме и тишине, не нарушаемой даже дыханием. Так рождалась священная влага для гадательной церемонии. Мэсслендец любил неспешные приготовления такого рода, позволяющие потом, когда придет нужда, действовать молниеносно.

Озаренная магическим светом, вода радостно засверкала, будто истомилась от долгого пребывания в темноте. Нагнувшись над водоемом, Эйран подарил ему долгий выдох, вдохнул первозданную прохладу и разжал пальцы с зажатой в них прядью — жертвенной частицей своей сути. Рыжие и черные волосы рассыпались по глади воды. Сконцентрировавшись на стремлении к цели, превращая потребность ее достижения в навязчивую идею, в жизненную необходимость, мужчина пропел короткое и отточенное до мелодического совершенства заклинание-просьбу.

Что, как ни вода — великая, первозданная, изначальная стихия, присутствовало с начала времен и хранило память обо всем? Что было до всего сущего и останется после, когда станут прахом знания живых? Потому именно к ней обращался Эйран, ища ответ на вопрос.