— Ваш план, конечно, безупречно продуман и сулит большую выгоду для меня, — щеголь помедлил, а затем добавил, понизив голос до шепота: — Но вам не кажется, что это дело несколько… неэтично?
— Ох, вы нашли о чем беспокоиться, — поморщился маркиз и довольно громко, никого не стесняясь, ответил: — Боюсь, в вас говорит юношеский идеализм. Поверьте старшему товарищу, этика — самая древняя шлюха в этом мире. Каждый крутит ее так, как хочет, выбирая ту сторону, которая ему удобнее. Если в вопросе есть перспектива, он тут же будет решен как этически приемлемый и всех удовлетворяющий. Напротив, моралисты, громко объявляющие что-либо неэтичным, зачастую просто имеют противоположные интересы. Они боятся потерять материальные или нематериальные блага, и поэтому начинают громко визжать о неэтичности, подвергая остракизму тех, кто наживается им в убыток. Не находите ироничным? Одни корыстолюбцы взывают к совести других корыстолюбцев, клеймя их бессовестными. А на самом деле вся эта шумиха — просто представление для толпы.
— Ваши слова, безусловно, звучат убедительно, — нервно пригладив за ухо локон, щеголь опасливо оглянулся по сторонам. — Но предлагаю обсудить детали нашего… э-э-эм… предприятия в более приватной обстановке.
Маркиз поджал губы, но согласно кивнул.
— Главное, чтобы вы нашли в себе решимость. А детали, действительно, можно обсудить позже.
После этого мужчины попрощались кивками и разошлись по сторонам, оставив Гердию в недоумении от подслушанного обрывка беседы. Вредный старик явно что-то затевал, вопрос только в том — стоило ли это вмешательства богини войны?
Победа практически у Ниилиды в руках, а силы Гердии ограничены волей Единоглазого и этим жалким кошачьим телом. Если маркиз задумал помешать браку с царевной, может, ей и не стоит вмешиваться?
Каждый грустит как умеет. Рия давно заметила, что люди делают это по-разному, а чаще и вовсе стараются никак не проявлять чувства. Она же сама в минуты тоски старалась отвлечься шумным весельем. Частенько для этого на выручку приходил дар: с ним достаточно было найти кого-то в хорошем настроении, чтобы ненадолго забыть о собственных горестях.
И сегодня она тоже решила не унывать, несмотря на поражение в отборе. Весь вечер Рия впитывала все хорошие чувства, какие только могла найти. Гордость музыкантов, восторг гостей от концерта, ликование влюбленных, которым удалось пофлиртовать в танце. Чужие радости опьянили ее, смешавшись с игристым. А танец с королевским секретарем окончательно вскружил голову. Теперь у Рии точно не осталось сомнений, кем именно были заняты его чувства.
Переполненная впечатлениями, вскоре она поняла, что больше не выдержит на балу и минуты, и тихонько ускользнула, постаравшись выгадать момент, чтобы никто этого не заметил. Но, выйдя из бального зала, Рия поняла, что переборщила с игристым. И, ощущая неприятное головокружение, решила не сразу идти в свои покои, а сначала ненадолго заглянуть на балкон, чтобы освежить голову. Холодный воздух помог исправить положение: не то чтобы Рия полностью протрезвела, но дурнота отступила. Почувствовав, что заледенела в легкой накидке, найденной здесь же, Рия поспешила обратно. И нечаянно стала свидетельницей неприятной сцены.
— Морглот побери, ты не только тупой, но и безрукий, — распекал своего камердинера отец Лионы, стоя к Рие спиной. Высокий юноша понуро опустил голову, поэтому тоже ее пока не заметил.
Слышать ругательства из уст всегда подчеркнуто-вежливого маркиза было непривычно. Впрочем, они вполне вписывались в его чувства. От исходящей от старика ярости Рию даже снова начало мутить. Хотелось сбежать куда-нибудь подальше, но незаметно пройти мимо она не могла, а возвращаться на холодный балкон не хотелось.
— Ты понимаешь, что даже твоего годичного жалования не хватит за нее расплатится?! Куда ты ее дел, мерзавец, вспоминай, живо! — продолжал разоряться маркиз.
— Прошу прощения, господин, но последний раз трость была у вас в руках. Я не знаю, где вы ее оставили, — тихо, но с достоинством ответил слуга.
Рию поразило спокойствие, исходящее от юноши. Она сама с трудом выдерживала гневный натиск маркиза, при том, что тот был направлен вовсе не на нее.
— Ты еще и хамить мне вздумал?! — Терпение старика лопнуло, и он наконец выпустил ярость на волю. Его рука резко взлетела вверх и опустилась на щеку несчастного камердинера.
От пощечины тот дернулся, но остался молча стоять на месте, опустив вниз глаза. Маркиз достал платок, вытер им руку и отбросил в сторону.
— Не смей меня больше разочаровывать, — бросил он сквозь зубы, а затем развернулся и ушел, стуча каблуками по каменному полу.
Рия боялась пошевелиться от ужаса, и, когда камердинер поднял глаза от пола, их взгляды неминуемо встретились. Но парень ничего не сказал, только вежливо поклонился. А затем поднял выброшенный маркизом платок, осторожно отряхнул и ушел.