– Прошу, господа, перед вами пример, – высокопарно провозглашал он, становясь в изголовье кровати, – настоящего, неподдельного чуда современной медицины! Вы только представьте, – восклицал он с интонацией циркового конферансье, – что сердце этого человека разлетелось на мелкие кусочки, подобно сосульке, упавшей с высокой крыши! Ваш покорный слуга умудрился собрать эти самые кусочки и заново склеить! – говорил он во всеуслышание (
И так, из лекций в изголовье, я узнал, как меня, «уже основательно мертвого», доставили в морг (
– Теперь он еще поживет! – заключал он с чувством глубокого удовлетворения.
Иногда (
26
Я и без напоминаний ни о чем другом, как о «нашем деле», думать не мог!
В одурманенном болью и лекарствами мозгу бесконечной чередой проносились мучительные вопросы, ни на один из которых, увы, я не находил ответа.
Например, каким образом и откуда свалился на мою голову этот мой новый знакомец (
И кто Он, Тот, что за ними стоит (
И почему, собственно, выбор пал на меня?..
И в чем истинный смысл моей жертвы?..
И берут ли при этом в расчет мою добрую волю?..
И что с нами (
Наконец, у меня не сходилось в мозгу, почему бы Ему (
Время в больничной палате текло изнуряюще медленно.
Сосед мой, похоже, по-русски не понимал, что, к счастью, избавляло меня от ненужных разговоров.
Мы с ним не здоровались, не улыбались друг другу, разве что изредка невольно встречались глазами.
Днем я по-прежнему не подавал признаков жизни, и только по ночам, когда мы с «черным человеком» (
Я мог часами разглядывать изгибы кровли на крышах старых домов, убранство деревьев вдали, в городском саду, или наблюдать алкашей, вечно толкущихся у пивного ларька, или смотреть, как плывут облака, или следить за медленно ползущим огненным месивом машин на шоссе подо мной…
Из окна двадцать шестого этажа дома, деревья, машины выглядели как брошенные игрушки.
Так и Некто, должно быть, представилось мне, лениво взирает на нас со своей высоты и напрасно пытается вспомнить, когда и с какой, собственно, целью Он нас создал.
«Какими нас видит Бог?» – глядя в окно, повторял я про себя.
– Во весь рост и в полную величину! – послышался голос с легким иностранным акцентом.
Я обернулся и замер от удивления: меньше всего я ожидал обнаружить своего молчаливого и ко всему безучастного соседа по палате.
«Если он понимает по-русски, он мог меня слышать…» – мелькнуло в мозгу.
«Но я же, – подумал я следом, – молчал как рыба и рта, сколько помнилось, не открывал!..»
– А действительно, днем вы молчали, – по-доброму глядя, как будто подтвердил он, – зато по ночам я едва поспевал за безудержным бегом ваших мыслей. – И скромно посетовал: – Все-таки русский язык мне, увы, не вполне родной…
Он явно читал мои мысли!
– Вы хотите сказать, по ночам… я разговариваю вслух? – осторожно полюбопытствовал я.
– Походит на исповедь, верно! – откликнулся он. – Говорите и говорите, случается, практически без перерыва и ночи напролет.
– Однако же я не замечал за собой… – пробормотал я, уже вяло и менее уверенно.
– Вот и я за собой не замечал, пока ученики не рассказали! – опять непонятно чему обрадовался черный человек. – Виноват, не представился: Гершон Бен-Мордехай Люксембург, профессор Каббалы…
– Тот самый профессор из Иерусалима! – не удержался и закричал я.
– Тот самый, пожалуй! – смущенно потупился он.
– Помните, я вам звонил, а потом приезжал, чтобы встретиться, но потом…
– По какой-то причине спешно вернулись в Москву! – подхватил он с улыбкой.
– Да… – отчего-то смешавшись, подтвердил я (
– Как и было условлено по телефону, ровно в назначенный час, – пояснил Бен-Мордехай, – я пришел к вам в отель «Царь Давид» и, увы, не застал. В лобби, куда я обратился за помощью, мне сообщили, что вы неожиданно сократили свое пребывание в Святом городе и срочно отбыли в Москву.