Когда эйфория вдруг покинула Петра Леонидовича, он призадумался. Случилось это в маленьком трактире на Никольской улице, за чашкой новомодного кофе с гранулами сливочного женьшеня.
Вспомнив свой разговор с Айгуль, он нечаянно осознал, что его изобретательский дух, его жажда открытий — также не что иное, как форма стремления к удовольствию. Утереть нос коллегам, бывшей жене, добиться славы, получить Нобелевскую премию, вписать свое имя в историческую летопись…
«Все это лишь для того, чтобы какая-то часть моего мозга выделила какое-то вещество, которое расслабит мои нервы и создаст мне ощущение кайфа… Супер — иначе не скажешь!»
В задумчивости он поставил чашку на стол. Очередная гранула всплыла со дна и, достигнув поверхности, раскрылась пятью миллиграммами сливок с толикой вытяжки женьшеня.
«А это значит, что рано или поздно будет найден способ, позволяющий долбить по этой части мозга — волной, электричеством, чем угодно, — чтобы это самое вещество выделялось. И что же, тогда ничего не будет нужно?! Ни открытий, ни карьеры, ни секса? Просто класс…»
Внезапно Петр Леонидович загрустил. Он уже не был молод и фантазии о радикальном изменении мирового порядка, если только эти изменения не были инициированы им самим, Калабина очень расстраивали.
«С первого взгляда, можно относиться к этому как к чему-то недостойному, — продолжал рассуждать он. — Но, мать вашу, какая разница, если результат одинаков?! Это как купить дом вместо того, чтобы строить его самому. Если будет найден более эффективный и безопасный способ получения удовольствия, то для чего, собственно, будет вкалывать?!»
Тут наконец Петр Леонидович понял, почему Айгуль предупреждала его о депрессии. По долгу работы зная, какие активные исследования ведутся по изучению человеческого мозга, он был совершенно уверен, что нахождение такого способа получения удовольствия является лишь вопросом времени.
«И что тогда? Деградация?! — спрашивал он себя, делая последние глотки горьковатого напитка. — Пожалуй, вся надежда только на наши правительства. Им нужен прогресс, нужны налоги, нужно, чтобы их подданные вкалывали и приносили стране добавленную стоимость… Забавно, — со злорадной улыбкой заключил Петр Леонидович, — Левиафан как спаситель деятельного человечества… Супер!»
Несмотря на эту пятиминутную слабость, Калабин от своей затеи, от идеи создать мыслящую программу, не отказался.
«Я все равно сделаю это, — твердо решил он, — для кайфа ли или для чего еще… По меньшей мере, погрузившись с головой в исследования, я смогу не думать обо всей этой вселенской боли! Вот так вот! Блямсь!»
С тех пор Петр Леонидович все свои силы бросил на реализацию задуманного. Из института ушел, многочисленную команду распустил, отказался от всех новых грантов и предложений. Совместно нажитое с супругой имущество было продано, а сам он переехал в свой ангар-лабораторию на задворках Калужской области.
В этом ангаре Петр Леонидович реализовал немалое число блестящих проектов. В былые времена у него работали до сорока помощников и ассистентов. Регулярно приезжала пресса, чиновники от науки. Это был настоящий «муравейник научной мысли».
Несколько лет назад этот ангар-мастерскую с подключенными коммуникациями, рабочими местами и даже компьютерами ему предоставила калужская администрация, дабы он таким образом притягивал в регион новые кадры и финансовые потоки. Арендная ставка была нулевой, имущественные налоги крохотные; только коммунальные платежи.
Оказалось, что расчет региональных властей был верным. За несколько лет Петр Леонидович — звезда и надежда российской науки — многократно окупил их вложения. Сотрудники Калабина приезжали и уезжали, останавливались в окрестных городках и селах, а потом на всю страну разносили вести о «чудесной калабинской лаборатории» и Калужской области. Они соглашались жить в глубинке, лишь бы только работать с Калабиным. Петру Леонидовичу же было удобно, что в отрыве от своих домов и друзей люди полностью отдаются проекту.
Теперь этот «дворец науки» покинули все, кроме его императора. Свет в нем словно потускнел, мрак окутал приборы и рабочие места лаборантов. Тишина уплотнила воздух и населила ангар невидимыми призраками.
Так могло показаться любому постороннему человеку; любому, кроме самого Петра Леонидовича, правителя заброшенной лаборатории мысли.
Со дня посещения Айгуль Калабин работал как заведенный. Давно, очень давно он не был так жив и полон сил, как теперь.
Однако, несмотря на наличие концептуальной схемы, работа по воплощению его задумки продвигалась с великим трудом.
Чтобы программа могла обучаться, ей нужно было дать возможность накопления сенсорного опыта. Люди получают его через уши, глаза, нос, прикосновения, а программа, по задумке Калабина, должна была накопить его через микрофон, камеры и набор простейших газоанализаторов.