Избегая подробностей, – а их было немало приведено при тогдашней публикации текста наших разговоров, – я сохраняю лишь то, что помогает мне и сегодня утвердиться в своем отношении к тому, что тогда существовало, и что состоялось в творчестве и в судьбе писателей, но и к последующим коллизиям в их судьбах, вплоть до нынешних дней.
Ну вот, например, я спрашивал его:
– Эдик, один из самых частых вопросов, на который можно услышать ответ от тех, кто читал твой первый роман: не о себе ли он? Наделив героя своим именем, ты неизбежно оставил место для вопроса – насколько аутентичен герой автору. Тем более, что биографические данные во многом совпадают. Так кто же он, Эдичка – ты?
– Это секрет, – рассмеялся Лимонов. – Куда интереснее, если я не отвечу на этот вопрос. Пусть сами догадываются.
– Ты хочешь сказать, что для литературы это неважно?
– Да. Оставим хлеб будущим исследователям.
– После «Эдички» ты написал еще две книги – они сюжетно как-то связны с первой?
– Я всегда пишу о себе. Все писатели пишут в какой-то степени «о себе»; но я пишу о себе впрямую. В этом смысл – мои книги связаны – я продолжаю в них быть, перехожу из книги в книгу.
– «О себе» – понятно, но может же тебя творческая фантазия и увести куда-то?
– Нет, – ответ Лимонова прозвучал категорично, – в основном, я реалист. Единственное, что я себе позволил, так это во второй книге – «Дневник неудачника» – воссоздать ситуации из будущего. Но это не фантазия, а литературный прием.
– На конференции в Лос-Анджелесе ты заявил с трибуны, что не считаешь себя русским писателем. Но почему? Может, ты просто не видишь будущего за русской литературой вне России?
– Пока я пишу по-русски, естественно, я русский писатель. Моё желание нельзя понимать буквально: я сказал, что не считаю себя «русским писателем» в том смысле, что отказываюсь писать на традиционно русские темы. Например, писать о России. Я, может быть, даже не умею, не способен писать о России. Наверное, потому, что прозаиком я стал только здесь. Во всяком случае, свой первый роман я написал здесь. До этого я никогда не писал в прозе больше 50 страниц.
Видимо, оттого, что я ощутил себя писателем здесь, и пишу я об этой жизни.
А может, это моя особенность человеческая – жить сегодняшним днем, забывать прошлое. Конечно, совсем забыть его невозможно, разве что до какой-то степени. Я – русский писатель. Нужно быть сумасшедшим, чтобы отрицать это! Если я даже буду писать по-английски, я буду русским писателем. Это ведь не только вопрос языка. Но я сформировался в России, я русский и никогда не смогу стать американцем. Я (может, это ужасно звучит) против того, что понимается под русским писателем – нечто вечно консервативное, недвижное… и совершенно твердолобое.