Некогда, а точнее, с 1991 года, после развала СССР, МЛФ возглавлялся Владимиром Огневым. С сентября прошлого года им руководит известная поэтесса Римма Казакова. Она – председатель президиума фонда. Ее предшественник был освобожден, можно выразиться, “из-за серьезных финансовых осложнений”. Поясним: Огнев арендовал дачу в писательском поселке Переделкино. Вокруг него сгруппировались такие же, как он, “арендаторы”, соблазненные возможностью приватизировать свои дачи – то есть сделать их по-настоящему своими.
Да и плохо ли? – стоимость земли и строений там сегодня выражается в числах со многими нулями – разумеется, в условных единицах – так стыдливо именуют в России наш доллар. Говорят, численность писателей в населении Переделкина упала с когдатошних ста процентов (или почти ста) до половины, а то и меньше. Зато какие особняки, упрятанные за глухими заборами, там построились в эти годы! И продолжают строиться – в чем убеждаюсь с каждым туда приездом. Писателям же, еще недавно имевшим надежду провести там лето-другое, сегодня не светит солнышко.
Так вот, сторонники Огнева, сместив его, выбрали свой – второй (!) президиум. Альтернативный. И теперь уже год идут судебные разбирательства – какой президиум законнее. Дело рассматривается в двух московских судах – одновременно! Ну не расцвет ли демократии? Один из них, следуя логике, поддерживает “казаковский”. Другой же, естественно, – “огневский”. Самое время вспомнить, что пришедший на смену Огневу, после двух лет председательства, новый председатель Юрий Поляков сложил с себя полномочия. Что и сообщалось в заметке…
Это к нему спешил я на встречу в один из июньских дней минувшего лета. Но тогда я многого не знал. Да и теперь видна нам лишь верхушка айсберга – а интересоваться глубже особой нужды не вижу. Ни мне, ни вам, дорогой читатель, дачей в Переделкино не владеть, да и зачем бы… Хватит, однако, об этом.
А вот о чем рассказать хотелось бы. В одном из недавних выпусков “Вестника” помещен полемический материал по поводу вероятного плагиата, совершенного в свое время Михаилом Шолоховым. Мне, если честно, эта тема безразлична. И результат дискуссии мне, как выражаются острословы, “без разницы”. Признаюсь: я “Тихий Дон”, да и другое, приписываемое перу Шолохова (за исключением одного-двух рассказов), не считал, а сейчас и тем более, не считаю классикой, шедеврами мировой литературы, в чем, может, я и не прав. И, может, был прав Нобелевский комитет, отметивший Шолохова премией (или, на самом деле, возможно, кого-то еще) – какое это сегодня имеет значение?
Ну, сохраняется повод дотошным литературоведам скрестить перья в научной дискуссии, партийным (неважно, каким партиям принадлежащим) публицистам обличить противную сторону во всех возможных и невозможных грехах. Восстановление справедливости? Опять же, возможно. Только в любом случае автора «Тихого Дона» – мнимого, настоящего ли, скорее всего, в живых сегодня нет. А так – ну, любопытно: да, еще одна мистификация, мало что значащая на фоне глобальной мистификации, коей являлся сам строй в стране той поры.
Я бы не стал упоминать этот полемический текст, но, знакомясь с ним, я особо отметил про себя замечание автора, брошенное как бы вскользь, в адрес “Литературной газеты”: “… увы, “ЛГ” уже совсем не та, которую мы помним”.
Конечно, не та. И что значит – “та”? Она и не может по определению быть той, которую редактировал ныне покойный Чаковский, и даже той, которую еще пару лет назад вел бывший “крокодилец” Лев Гущин. А сегодня у нее другой редактор, но и другой, позволю себе сказать – хозяин, частный издательский дом. Да, именно хозяин – в прямом, “капиталистическом”, смысле. Кто бы, еще недавно, осмелился назвать вслух “хозяином” газеты Отдел пропаганды ЦК КПСС, звонка из которого пуще смерти боялся Александр Борисович Чаковский (как и его предшественники советской поры), редактировавший “Литературку”.
Я и дальше, с разрешения читателя, буду так называть “Литературную газету” – в этом сокращении сохраняется не пренебрежение, но пиетет, дружеская расположенность, какие питала к ней подсоветская интеллигенция 60-х и “предперестроечных” годов. Газета, и правда, казалась другом, который иногда и вдруг может сказать что-то такое, пусть аллегорически, эвфемизмом, о чем не всегда и не всякому на своей кухоньке скажешь. А какие там работали журналисты!
О той поре красочно рассказывает мой добрый друг Илья Суслов, отслуживший в “Литературке” многие годы, вплоть до самой эмиграции, состоявшейся почти тридцать лет назад. Для него-то газета уж точно сегодня не “та”. Ну и что? Возможно ли, да и должно ли сохраниться газете “той”, когда вокруг все рушится, когда меняется весь уклад жизни. А разве читатель газеты – “тот”? Ведь было время, когда подписка на “Литературку” была отличительным признаком человека определенного круга – и значит, изначально интеллигентного, причем мыслящего критически и неординарно.
Чистые пруды и окрестности