Брабантский мастер Иероним Босх

– С детских лет вы питали склонность к изображению созданий, достойных ада. Склонность настолько сильную, что она отличала ваши работы от работ ваших старших братьев не то чтобы в лучшую или худшую, скорее, в совершенно иную сторону. Отец настоятель хотел бы узнать, удалось ли вам сохранить эту склонность до сего дня? Она могла бы пригодиться в предстоящей работе.

– Я понимаю вас, – кивнул Йерун. – Я принесу с собой наброски, которые ответят на вопрос отца Мартина лучше всяческих слов.

В назначенное время Йерун явился в собор и встретился с настоятелем. В одном из помещений он увидел тот самый триптих – не слишком большой, от края до края около трех футов в высоту и шести в ширину. Краска на нем поблекла и во многих местах облупилась. Изображения можно было различить только с большими усилиями.

– Похоже, здесь была написана сцена Страшного суда?

– Истинно так, – кивнул настоятель. – Нужно решить, восстановить ли триптих в первозданном виде или хотя бы в виде, схожем с тем, что было прежде, либо…

Йерун внимательно слушал. Настоятель продолжал:

– Либо дать свободу фантазии и написать новое произведение, сохранив общие черты предыдущей работы.

– От предыдущей здесь уже мало что осталось, – заметил Йерун.

– Дело не в этом, мастер. Даже если бы это не составляло труда… Видите ли, то, как Страшный суд изображали полсотни лет назад, не впечатляет нынешних прихожан. Они привыкли к благим образам святых и архангелов, Христа и Матери Божьей и смотрят на них без должного благоговения. Их не пугают, а скорее, смешат бесы, похожие на людей и зверей разом, и, главное, похожие друг на друга. Демон, изображенный таким образом, уже не дух ада, а некая порода животных вроде собаки. А для защиты от собак, как известно, помогают камни и палки, и мало кто испытывает перед собаками ужас, сильный настолько, чтобы воздержаться от совершения грехов.

– Стало быть, Страшный суд следует изобразить так, как его не изображали прежде?

– Совершенно верно, мастер Йерун. Его вид должен удивлять и поражать.

– Иными словами, не быть привычным.

– Не быть привычным, но быть страшным.

– Я понимаю вас, святой отец.

Отец Мартин рассматривал наброски бесов и альраунов, принесенные Йеруном, с едва ли не большим вниманием, чем в былые времена рассматривал рисунки молодого ученика мастер Ян из города Брюгге. Разница была в том, что теперь Йерун не испытывал волнения – он уже услышал достаточно, чтобы понять, что настоятель примет предложенные им образы. И, вероятно, даст художнику полную свободу в исполнении триптиха – ту самую, которой так давно хотелось Йеруну. До сих пор он старался сдерживать свои фантазии, не выпуская в работы большую часть придуманного. Похоже, сейчас можно будет не стесняться.

Йерун не ошибся в своих ожиданиях. Отец Мартин действительно предоставил ему возможность изображать Страшный суд так, как заблагорассудится.

Доставив старый триптих в мастерскую, Йерун приступил к работе.

По традиции все триптихи, посвященные Страшному суду, создавались похожими один на другой. На левой створке изображался рай или Небесный Иерусалим. Обычно он напоминал великолепный храм, в который ангелы сопровождали души праведников. Центральную часть занимала сцена суда – здесь по зову трубы в руках архангела мертвые восставали из могил. Архангел Михаил взвешивал души, а выше него на радуге, соединяющей небо и землю, восседал Иисус Христос. Спасителя окружали двенадцать апостолов, Дева Мария и Иоанн Креститель просили за людские души. Роспись правой створки показывала низвержение в ад грешников – их мучило неугасимое пламя и терзали звероподобные бесы. Похожий триптих можно было увидеть в любом храме, большом или малом.

Соскабливая остатки старой краски с триптиха дедовой работы, Йерун все больше убеждался, что нечто подобное было написано и здесь. Кое-где под сошедшей краской даже сохранился отчетливый грифельный рисунок. Про себя Йерун отметил, что мастер Ян ван Акен-старший, похоже, наносил рисунок множеством линий, среди которых позже, переходя к работе красками, выбирал только малую часть, которую считал наиболее удачной. Таким образом, все наброски старого мастера накладывались один на другой, и разглядеть их по отдельности было невозможно.