Брабантский мастер Иероним Босх

На центральной части триптиха художник, следуя традиции, изобразил Иисуса Христа, восседающего на радуге, в окружении апостолов. Но лишь немногие души удостоились Царствия Небесного. Не преисподняя, но райский сад уместился с краю триптиха, и небеса, казалось, закрыты для людей. Багровая с черным адская темень наступала, подобно грозовой туче. Нелегко было разглядеть сквозь нее небесный луч надежды, и светил он лишь немногим.

На правой створке безраздельно властвовали сатанинские силы. Мало того, они уже ворвались на среднюю часть, где едва-едва успели подняться из могил мертвые. Адское полчище заполонило добрых две четверти средней части и уже вовсю творило расправу над грешниками. Хуже того – чудовища вели жизнь, схожую с человеческой, и вовлекали в нее каждого встречного человека. Теперь демоны и монстры не скрывались среди людей – нет, это люди терялись среди массы неописуемых чудовищ, каких, казалось, не могла породить человеческая фантазия. Об их происхождении и смысле оставалось только догадываться, ясно было лишь одно: в мир исторгались едва ли не все мыслимые лики зла, жадные до человеческих страданий. На заднем плане Йерун написал панораму города, охваченного пожаром – этот кошмар, пережитый в юности, оставался с художником до конца его дней.

Отец Мартин первым нарушил молчание.

– Право, мастер Йерун, вы превзошли своих отца и деда. Я видел множество триптихов и фресок с изображением Страшного суда и могу говорить со всей ответственностью. Вам удалось изобразить Страшный суд необычно. Поздравляю вас!

– Однако, минхерт ван Акен, я полагаю, что вы несколько переусердствовали, – проговорил младший из клириков, тот самый, что поначалу сдерживал тошноту.

– В чем же, святой отец?

– В этих чудовищных образинах. Как вы полагаете, уместно ли размещать подобное во храме Божьем?

– Здесь ничего не поделать, – учтиво ответил Йерун. – Страшный суд должен выглядеть страшным.

Просьба гильдии стекольщиков

Нередко случалось, что после еженедельных собраний Братства Богоматери в капелле собора Святого Иоанна члены братства не расходились сразу, но собирались на обед в таверне. Здесь они могли вдоволь поговорить друг с другом, обсудить дела и заказы, а также поделиться новостями. Братство собирало многих уважаемых людей города – были среди них клирики и ученые, врачи и юристы, купцы и мастера ремесленных гильдий. Помимо братства их объединяло учение Нового благочестия.

В тот день на обед пришли мастера хертогенбосской гильдии стекольщиков во главе со своим начальником гильдии – мастером Виллемом Ломбартом. Все они выглядели невеселыми и даже встревоженными.

– Господа. – За обедом мастер Виллем взял слово. – Я понимаю, что слова мои прозвучат странно, однако обстоятельства таковы, что я не могу не произнести их.

– Мы слушаем вас, минхерт Ломбарт, – ответил Адриан Хейнс, чиновник магистрата.

Ломбарт перевел дух – он как будто собирался с силами, готовясь к чему-то тяжелому, – и произнес:

– От лица городской гильдии стекольщиков, избравшей меня своим начальником, я прошу у братства помощи и защиты.

– Кто же смеет грозить вам?

– Увы, господа. Инквизиция.

Среди собравшихся пронесся ропот, каждый требовал пояснить, чем добрые прихожане и почтенные бюргеры могли вызвать недовольство церкви. Ломбарт поднял руку, прося тишины. Он рассказал, как около месяца тому назад гильдию посетили инквизиторы.

– Они говорили обо всем, вроде обычного разговора о жизни и вере. Сначала со мной, позже – с еще тремя мастерами. Нам нечего опасаться обвинений в ереси, мы добрые католики, однако на этом история не закончилась. Они зачастили к нам, стали приходить едва ли не каждую неделю, выбирать для разговора то одного, то другого работника, от ученика до мастера, иных по нескольку раз. А ведь после этого, как известно, последует вызов на церковный суд по обвинению в ереси!

– О чем же они вас расспрашивали?

– Первоначально – о нашем ремесле. Я и другие мастера рассказали им немного, ровно столько, сколько мастер может поведать стороннему человеку, не выдав секретов мастерства. Их, как известно, бережет любая гильдия. Судите сами – лучшие в Европе стекольщики трудятся в Венеции и в Богемии. Венецианцы оберегают свои тайны настолько ревностно, что трудятся на острове, куда всем, кроме их стекольщиков, путь заказан! Чехи, стараясь превзойти венецианцев или хотя бы сравняться с ними в ремесле, многое постигли сами, заодно придумали что-то свое и тоже не спешат разбрасывать свои находки и познания направо и налево. Из нас же их пытались и пытаются вытянуть!

– Вы уверены в этом?

– Сомнений быть не может. Они слишком настойчивы в расспросах, повторяют одно и то же с каждым собеседником – ведь я знаю обо всех разговорах с нашими людьми из первых уст. И всегда записывают то, что услышали. К чести гильдии, наши люди не болтливы и не выдают даже малой толики того, что не следует выдавать.

– Что же было дальше?