Он хотел оберегать эту женщину, хотел защищать ее нежную кожу от любых царапин – даже от тех, что могла бы оставить его собственная щетина на подбородке.
Пламя вспыхнуло в его жилах при мысли о том, что на вкус можно попробовать не только ее губы. Теперь, распробовав губы, он мечтал так же ощутить и ее всю. Хотел, чтобы она со стонами извивалась в его объятиях, пока он будет упиваться ее телом, покрывая его поцелуями. Ну, а потом…
Внезапно Элисон отстранилась от него, а в следующее мгновение раздался оглушительный выстрел, разорвавший лесную тишину.
Глава восьмая
В те короткие секунды, когда пораженный лорд Торн приходил в себя, Саманта успела отлепиться от дерева и восстановить дыхание. Дрожало все – руки, ноги, губы, листья под дождем. И даже земля под ногами дрожала.
Заметив, что в первый раз не попала точно в цель, Саманта подняла револьвер, тщательно прицелилась и выстрелила еще раз.
Второй выстрел чудесным образом вернул остолбеневшего лорда к жизни – с быстротой молнии он снова прижал ее к стволу дерева и выхватил у нее револьвер.
Боже, какой он сильный! И как быстро двигается! Она испугалась бы до полусмерти, не будь так…
О черт! Так возбуждена.
– Ты что, милая, совсем разум потеряла? – прошипел он, с перекошенной от гнева физиономией. Казалось, граф вот-вот схватит ее за плечи и начнет трясти изо всех сил. Что же до его вопроса…
Вопрос, надо признать, был справедливый. А ответ – скорее утвердительный, пусть и не в том смысле, что имел в виду Торн.
Да, она определенно сошла с ума, когда начала отвечать на поцелуй.
Черт побери, он действительно дьявол! Прекраснейшее творение Божие – как и ангел, именуемый «утренней звездой», – употребившее все свои силы и дарования во зло.
В его объятиях неправильное казалось единственно правильным. Грех же превращался в небесное благословение. Но какой ценой?!
Ценой ее тела и души?
«Какого черта ты не выстрелила в него?» – спрашивала себя Саманта.
Эта мрачная мысль отозвалась в ее душе болью и ужасом. Любимый «кольт» не раз защищал ее от пьяных ковбоев, считавших деревенскую девчонку легкой добычей. Но никогда Саманте не приходилось спускать курок до тех пор…
До Беннета.
После того как Торн, запустив пальцы ей в волосы, приник к ее губам, Саманта забыла обо всем на свете. Возможно, она вспомнила бы, что должна сопротивляться, если бы он повел себя как высокомерный, бессовестный, эгоистичный ублюдок! Каковым он, конечно, и является.
Но…
В его поцелуе ощущалось чувство, которого Саманта никак не ожидала от надменного шотландского графа. Даже не думала, что он на такое способен.
В его поцелуе ощущалась… нежность.
Не дежурная и заученная, которую демонстрируют иные мужчины, когда пытаются соблазнить девицу. Нет, ничего «романтического» в поцелуе лорда Торна и в помине не было. Ее заворожило в нем странное сочетание грубости, почти ярости и одновременно – необычайной нежности. А как он придерживал ее голову! Как обнимал другой рукой, чтобы она не терлась спиной о сучковатый древесный ствол.
Торн не давил на нее, не вжимал в ее тело свою готовую к делу плоть, как любил делать Беннет. Скорее… как будто обвивался вокруг нее, прикрывал от холода и дождя. Он стал для нее источником тепла, живым костром, разжигающим жар в ее теле.
«Черт бы его побрал! – подумала Саманта. – Рядом с ним я становлюсь слабой!»
Ей хотелось рявкнуть на него, прогнать, обозвать такими словами, чтобы он до самой смерти не забыл ее острый язык…
Ох, нет! О языке сейчас лучше не думать.
Должно быть, он неверно понял ее сердитый взгляд – и вдруг ослабил хватку. Но руки не убрал.
Будь она остроумной светской дамой, на такой случай у нее была бы заготовлена какая-нибудь кокетливая реплика. Что-нибудь такое, что задело бы его мужскую гордость и ясно дало бы понять: ей плевать на то, что он только что с ней делал.
На то, что делали они вместе.
Но вместо этого она пробормотала:
– Твой друг Макграт был прав: борзая действительно взбесилась. – О, какие же неуместные слова в данной ситуации! И как же она его ненавидела!
Или…
Нет-нет! Еще одному широкоплечему красавчику с обворожительной улыбкой она не поддастся! Хватит того, что был. Слишком хорошо ей известно, чем это кончается.
Тепло, которым щедро делился с ней Торн, ушло, ускользнуло, словно ловкий вор, убегающий с добычей, – и Саманта с новой силой ощутила пронизывающий холод.
Она кивнула ему за спину и постаралась не обращать внимания на то, как напрягались мышцы у него на шее, когда он поворачивал голову.
Позади него лежала на боку исхудавшая, сильно истощенная борзая, из ран которой струилась кровь. Первая пуля лишь задела бок собаки, вторым же выстрелом Саманта попала точно между ушей, прервав мучения животного и подарив милосердную смерть.
– Буду весьма признательна, если вернешь мой револьвер, – проворчала она. – Или ты решил отобрать у меня не только поместье?
Эти слова стерли улыбку, уже появившуюся на его чувственных губах, и он, отпустив ее, отступил на шаг, словно опасаясь, что она выхватит у него из-за пояса свой револьвер и направит на него.