Брачная ночь с горцем

Саманта едва не рассмеялась, заметив, какую гримасу скорчил Торн, когда мать начала вылизывать новорожденного.

– Какой же он крохотный. Будто котенок или щенок, – проговорил он, морща нос.

– Только не говори, что великий охотник Гэвин Сент-Джеймс, лорд Инверторн, боится крови! Что скажут твои поклонницы?!

От его открытой солнечной улыбки сердце Саманты затрепетало.

– Кровь и потроха – одно дело, но это… это совсем другое. – Он надолго умолк, затем очень тихо, словно размышляя про себя, проговорил: – Да, совсем другое. Давать жизнь, а не отнимать – это намного лучше.

Саманта внезапно поежилась: только сейчас она поняла, как ужасно замерзла – даже несмотря на несколько слоев шерстяной ткани. Но как же Торн терпел такой холод в одной рубашке и брюках?

Заметив, что она не может сдержать дрожь, он повернулся к ней.

– Милая, а где твой плащ?

– Ох, я перепачкала его в земле. Вчера вечером выстирала и умудрилась повесить прямо под дырой в крыше. То есть я не знала, что там дыра, пока ночью не началась гроза. – Призналась Саманта, поморщившись. – Когда я уезжала из Эррадейла, дождя не было, и я решила, что хватит и шерстяной накидки.

– У шотландской погоды характер необъезженного жеребца. – С этими словами Гэвин отошел в сторону, к нескольким дубам с низко нависшими ветвями, где он привязал своего коня. Вернулся же с сухим плащом, извлеченным из седельной сумки. – Только что было ясно и солнечно, в следующую минуту собирается туман, а через час, того и гляди, подует ветер с моря и принесет бурю.

– А как же ты?.. – пробормотала Саманта, когда он развернул плащ и накинул ей на плечи.

– У меня есть еще один, в другой сумке. Однако же… Эта дорога проходит через земли Инверторна, так что…

Он вдруг умолк, устремив на нее внимательный взгляд. Скованная ужасом, Саманта видела, как он перед этим окинул взглядом ее нарядное платье, пострадавшую от дождя парадную шляпу – и, наконец, следы конских копыт, ведущие в направлении Рейвенкрофта, вернее – ведущие оттуда.

– А где ты была, милая? – спросил он как бы между прочим. – У тебя какие-то дела в Страткарроне?

– Нет. – Она покачала головой.

– Тогда, может быть, в Рейвенкрофте? – Название поместья брата Торн произнес очень медленно и отчетливо, почти по слогам.

– А если и так? – пробурчала Саманта. – Тебя это не касается!

– Если это касается Эррадейла, то касается и меня.

– Не лезь в мои дела! – заявила Саманта, предусмотрительно отступая на несколько шагов назад. – Эррадейл мой – и останется моим!

Она тут же почувствовала фальшь в своих словах. Эррадейл ей не принадлежал – как не принадлежит и графу. И все же Саманта была готова за него бороться. Бороться до конца. Если понадобится, она отстоит Эррадейл даже ценою собственной жизни.

– Ты понапрасну теряешь время. – Он шагнул к ней. – Говорю же, мой брат мне не лэрд. Он не сможет меня остановить.

– Ты же сам говорил, что процесс эмансипации еще не закончен, – возразила Саманта.

– Формально – да, но это не имеет значения. – Торн пожал плечами.

– Неужели? А то, что судейская коллегия состоит из трех магистратов, – это тоже не имеет значения? Ты не хотел, чтобы я об этом знала, верно? А ведь ты можешь оказаться в меньшинстве! Думал, я ничего не узнаю? Думал, не буду бороться за то, что мне принадлежит?

Гэвин молчал, пытаясь придумать подходящий ответ. Саманта же, видя его замешательство, окончательно убедилась в том, что не ошиблась. Да, Торн действительно не думал, что она все узнает сама. Он полагал, что ненависть Элисон Росс к покойному Хеймишу Маккензи в первую очередь распространялась и на его старшего сына Лиама. И эта ненависть должна была держать ее подальше от Рейвенкрофта.

– На сей раз все будет не так, как ты хочешь! – объявила она. – Этому не бывать, пока я дышу!

– А что для тебя важнее, милая? Твоя победа или мое поражение? – осведомился граф.

Его глубокий баритон с протяжным шотландским выговором звучал по-прежнему спокойно, но все же во всем облике Торна ощущалась угроза. Так бывает перед грозой – вроде бы вокруг тишина, однако в неподвижном воздухе чувствуется приближение бури.

Саманта снова попятилась. И то, что она прочла в глубине ярко-зеленых глаз, заставило ее машинально положить руку на рукоять револьвера…

Он тотчас заметил почти непроизвольное движение ее руки, и уголки его губ дернулись в гримасе.

– Это тебе не понадобится, милая. Я не причиняю вреда женщинам.

– Еще как причиняешь!

– Нет, никогда!

Плечи его напряглись, и это едва заметное движение вновь навело ее на мысль о приближении грозы.

А Торн тем временем, протягивая к ней руки, продолжал: