Это превратило его в легенду. Окружающие – и женщины, и мужчины – считали его донжуаном, ненасытным в любви, вечно жаждущим новых побед.
И он не спорил.
Жизнь научила его: разгадав твои истинные мотивы, люди – за немногими исключениями – пытаются тебя уничтожить. Унизить. Втоптать в грязь. И некого было винить – такова человеческая природа. Власть кружит голову. Очень трудно удержаться и не сжать пальцы, когда держишь в руках чье-то хрупкое, трепещущее горло. Чье-то тело и чью-то душу.
Но нет, такой власти над собой он не даст никому! Больше никогда.
Однако теперь, прижимаясь к своему миниатюрному проклятию, Гэвин с изумлением замечал, что мотивы и чувства его на сей раз далеки от обычных. Очевидное различие – в том, что эта девушка ему не любовница, не подруга. Да и в постели его она оказалась не по собственной воле.
Это хрупкое, тонкое тельце, лежавшее рядом, ничего ему не предлагало. И все же… предлагало нечто такое, чего он не получал от других женщин.
Он рад был бы сказать, что это странное чувство отвлекало его от стремления к цели. Но это было бы ложью. Скорее всего, это странное чувство… Казалось, оно и
Но… но ведь такого быть не может! Только не с Элисон Росс! Какой рядом с ней мир и покой? Ведь эта девушка – воплощенный хаос. С тех пор, как она тут появилась, все перевернулось в его жизни. Она – точно заноза в заднице! Препятствие, снова и снова встающее на пути к его мечте.
Так почему же он так радуется каждой новой встрече с ней?
Поначалу он ее недолюбливал по одной-единственной причине: она не отдавала ему Эррадейл. Но скоро интерес к ней стал сложнее – и намного сильнее. Не то, чтобы Гэвин больше не желал заполучить Эррадейл – желал, и еще как! Больше всего на свете! Но вместе с ним желал и чего-то еще. Вернее –
И это чертовски все усложнило. Запутало его мотивы. Заставило задуматься о том, что нужно ему на самом деле. Более того, это заставило его подвергнуть сомнению все, что он знал о себе.
Например: почему возможная потеря препятствия на пути к цели – то есть Элисон Росс – волнует и пугает его больше, чем потеря самой цели?
Она ведь верно заметила: стоит ей исчезнуть – и путь к Эррадейлу для него будет свободен. В общем-то так оно и есть, однако…
Почему же в тот миг, когда ему показалось, что Элисон для него потеряна, все мысли об Эррадейле растаяли, как тают клочья тумана под утренним солнцем? И в тот момент для него важно было лишь одно – чтобы она выжила! Без нее Эррадейл опустел бы. Как и… как и его постель.
Или сердце.
И вот сейчас, глядя в голубые глаза Элисон – тревожные глаза, еще затуманенные щедрой дозой опиумной настойки, которую приготовил ей Имон, – Гэвин чувствовал, как бездонная тьма внутри него неохотно отступает.
Все-таки очнулась! Никогда и ничему в жизни он так не радовался!
Пуля, задевшая ее ногу, серьезных повреждений не нанесла, лишь вызвала сильное кровотечение. Прямо там, на дороге, они с Каллумом наложили тугую повязку. По-настоящему опасен был холод. Элисон слишком долго пролежала без сознания на морозе. И Гэвин, чтобы согреть ее, использовал самый старый и действенный из известных ему способов – тепло человеческого тела.
Колебался он не больше трех минут – пока придерживал бесчувственную Элисон, а Имон быстро и умело обеззараживал и зашивал ее рану.
Готовить горячую ванну – слишком долго. К тому же вода плохо совместима со свежим ранением. Еще не хватало занести инфекцию!
Так что, невзирая на протесты Каллума и удивление Имона, он подхватил Элисон на руки и понес по винтовой лестнице в башню Инверторна – к себе в спальню. Быстро сорвал с нее плащ и снял ночную сорочку, а затем скинул одежду сам и нырнул в постель.
Облегчение – слишком слабое слово для того чувства, что охватило его, когда она задрожала и начала ворочаться. Казалась, целая вечность прошла, прежде чем изнеможение взяло над ней верх – Элисон перестала рваться из его объятий и расслабилась, инстинктивно прижимаясь нагим телом к его телу в поисках тепла.
И это породило новый неотступный вопрос.
Гэвин был искусным лжецом, однако обмануть самого себя ему никогда толком не удавалось. Уже некоторое время он знал, что желает Элисон Росс. Но лишь теперь, лежа с ней – мягкой, податливой, восхитительно нагой – в одной постели, он начал понимать, каким безудержным, каким отчаянным было его желание.
Он хотел ее. Хотел рядом с собой, под собой, над собой, верхом на себе.
И хотел дольше, чем на одну ночь.
Оставалось придумать, как убедить ее остаться.
Разумеется, он не радовался, что на нее напали и что она оказалась в опасности. Но раз уж представился случай, то упускать его не следовало.
А она вдруг заплакала, не открывая глаз. Большим пальцем он осторожно смахивал ее слезы. И трудно было удержаться от искушения и не стереть их поцелуями.
Когда же Элисон открыла глаза, его поразило выражение, не виданное на ее лице ранее. Беспомощность. Растерянность. Страх. Так смотрит лиса, попавшая в кроличий силок.