Он видел, как разум ее, затуманенный изнеможением и опиумной настойкой, тщетно старался изобрести какое-то приемлемое объяснение произошедшему.
Когда стало ясно, что на вопрос о нападении она не ответит, Гэвин сменил тактику.
– Милая, как ты себя чувствуешь? – ласково спросил он, сам удивляясь тому, насколько ему важно это знать. – Нога не слишком болит?
Она молча покачала головой.
– Тогда мне нужно знать, кто на тебя напал, и тебе придется сказать мне правду, – мягко, но настойчиво продолжал он. – Иначе, едва рассветет, я отправлюсь в Эррадейл и выясню все сам.
Глаза ее расширились, в них вновь отразилось напряженное раздумье. «Придумывает версию», – понял Гэвин. А ведь те двое, что напали на Эррадейл, были убиты. Почему же она считала, что правда может ей повредить? Он наблюдал за ней, пытаясь понять ход ее мыслей – и не обращать внимания на странное жжение в груди, близ самого сердца.
– На тебя кто-то охотится? – продолжал расспрашивать он. – Там, в Америке, у тебя есть враги? Быть может, потому ты и приехала в Эррадейл? Может, на родине ты больше не чувствовала себя в безопасности?
Взгляд ее быстро скользнул в сторону, и Гэвин понял: его догадка верна.
– Какого… – Кажется, она хотела выругаться, но удержалась. – Почему мы оба голые? Ты меня… мы…
– Вовсе нет, – успокоил ее Гэвин, остро ощущая болезненную пульсацию своего мужского орудия. – Но если хочешь – то я готов!
При таком откровенном ответе она закатила глаза, и с губ его сорвался смешок, удививший их обоих.
– Не беспокойся,
– Тогда почему…
– Ты едва не замерзла насмерть. Лежала на морозе в одной ночной сорочке под плащом куда дольше, чем стоило бы. Я спас тебе жизнь. Нет-нет, милая… – Он поднял руку, как бы прерывая поток благодарностей, которого, впрочем, и не последовало. – Благодарить не нужно. Лучше просто ответь на вопрос.
Она попыталась нахмуриться, но не вышло.
– Трудно думать, когда ты… когда ко мне прижимается
– Думаешь, мне легко? – поддразнил он. – Да я медаль заслужил за джентльменское поведение и нерушимое самообладание перед лицом соблазна! Много ли ты знаешь мужчин, которые сжимали бы в объятиях прекрасную нагую девицу и не покусились на ее девственность?
– Я не девственница! – Она фыркнула, снова пытаясь отодвинуться от него подальше. – А ты не джентльмен!
Казалось бы, такое признание не должно было его шокировать. Тем более не должно было возбудить ревность!
Однако же…
– В самом деле, – ответил он, очень стараясь, чтобы внезапное напряжение, охватившее его мускулы, не проникло и в голос. – Ты меня раскусила. Я не джентльмен. И в любой момент, как только пожелаешь, готов это доказать!
С этими словами Гэвин слегка ослабил объятия, чтобы Элисон могла отодвинуться. Но он не отпустил ее совсем. Просто не смог отпустить.
«В главном она права, – думал он. – Невозможно вести разговоры о чем-то постороннем, когда прижимаешься к ее бедру возбужденным органом».
Эта часть его тела сейчас жаждала узнать лишь одно – каково будет погрузиться в Элисон Росс? Но душа… душа не успокоится, пока он не узнает, кто и что угрожало ее жизни.
Кто за ней охотился? Пусть скажет – и он, Гэвин, превратит охотника в добычу.
Несмотря на зарождавшийся гнев, он протянул руку и откинул с ее лица прядь густых, блестящих волос. Он понимал, что Элисон очень молода – ни вокруг глаз, ни возле губ ее не было и следов морщинок. Но сейчас, свернувшись под одеялом с ним рядом, она выглядела совсем девочкой. Одинокой, потерянной, напуганной. Вся ее былая отвага куда-то исчезла.
– Милая моя, что же стряслось с тобой в Америке? – снова пробормотал Гэвин. Протянув руку, он разгладил складку меж ее темных бровей. Потом скользнул пальцами к виску, еще мокрому от недавних слез, и начал поглаживать висок мягкими круговыми движениями. – Расскажи. Может быть, я смогу помочь.
– С чего ты станешь мне помогать? – спросила она, прикрыв глаза и явно наслаждаясь его лаской.
– Это ты решила, что мы с тобой должны быть врагами, а не я, – напомнил Гэвин. – Может, я и не джентльмен, но шотландец. А горцы защищают то, что им принадлежит.
– Я-то не шотландка. – Этот едва слышный, исполненный отчаяния шепот словно вонзил иглу ему в сердце. – Я никто.
– Вовсе нет,
Несколько мгновений она молчала. А пальцы Гэвина скользили по ее лицу, познавая на ощупь прелестные черты. Плотно сжатые челюсти – как их разжать? Очертания пухлых губ. Двадцать четыре – он сосчитал! – золотистые веснушки на высоких скулах.
Дыхание Элисон стало ровным, словно она погрузилась в сон. И вдруг – слова:
– Я убила Беннета.
От этого признания, сделанного все тем же тихим шепотом, время словно остановило свой бег, и рука Гэвина замерла у нее под подбородком. Элисон же не открывала глаз, и длинные ресницы отбрасывали тень ей на щеки. Казалось, целую вечность оба даже не дышали.