Брачная ночь с горцем

Саманта смерила мужчин свирепым взглядом. «Может, Гэвин был прав? – промелькнуло у нее. – Может, лучше их всех уволить?» Однако, решив, что с этим разберется позже, она склонилась над больным животным. Бык тяжело дышал и закатывал глаза, было видно, что он очень страдал.

Приложив ухо к его вздутому растянутому животу, Саманта мгновенно определила причину болезни.

– Дай мне свой нож, – попросила она мужа и, не оборачиваясь, протянула руку.

Однако ладонь ее оставалась пустой. Недоумевая, Саманта обернулась и подняла глаза.

Горцы стояли вокруг них кружком, скрестив руки на груди и меряя ее мрачными взглядами – живое воплощение коллективного осуждения.

– Что такое? – Она опять что-то не так сказала?

– Милая, этот «нож» называется кинжалом, – ответил Гэвин. – И мужчина не может просто так взять и кому-то его отдать.

– Если не хочет, чтобы этот кинжал воткнули ему в спину, – проворчал кто-то из работников.

А… значит, они все-таки умеют говорить по-английски!.. Просто не хотят. Боже, спаси ее от шотландской твердолобости и упрямства!

Тут Гэвин положил руку ей на плечо и тихо сказал:

– Если ему нужно перерезать глотку, позволь мне…

– О господи!.. – воскликнула Сэм, закатив глаза. – По-моему, ты начитался «Макбета»! Просто дай мне на секунду свой кинжал. И обещаю, я сделаю все, что нужно, не успеешь ты произнести «о, ничто не смоет этих пятен…» – или как там?..

Мужа ей, кажется, удалось рассмешить. Остальных – вряд ли.

Гэвин неохотно передал ей кинжал, и Саманта, мгновенно вонзив его быку в живот, тут же выдернула.

Из раны хлынула кровь. Пробормотав какое-то гэльское ругательство, Гэвин оттащил жену в сторону, чтобы кровь не залила ей пальто. А в следующий миг раздался громкий звук – нечто вроде хлопка, – и вздувшийся живот быка заметно опал.

Все смотрели на животное, раскрыв рты от удивления. А Саманта, присев на корточки, оттерла кинжал от крови пучком травы и вернула Гэвину.

– У коров желудок четырехкамерный, – объяснила она. – Когда воздух скапливается в одной из средних камер, корова не может его отрыгнуть, и желудок начинает давить на легкие.

Тот человек, что обращался к Гэвину, сказал своим приятелям что-то по-гэльски, и все рассмеялись.

– Они надо мной смеются? – нахмурившись, спросила Саманта.

– Вовсе нет, бонни! – усмехнулся Гэвин.

– А что он сказал?

– Говорит, интересно, поможет ли этот метод его теще.

Саманта хихикнула, глядя, как бык неуверенно поднимается на ноги.

– Скажи ему, что есть только один способ узнать – попробовать!

На сей раз мужской смех прозвучал для ее ушей сладостной музыкой. Один за другим работники садились на лошадей, разъезжаясь по своим делам, причем некоторые из них перед этим что-то говорили Гэвину.

– Что они говорят? – Саманта чувствовала, что уже начинает уставать от этого вопроса.

Сунув кинжал в ножны, Гэвин обнял ее и окинул таким нежным взглядом, что у нее подогнулись колени.

– Говорят, милая, что я нашел себе хорошую жену.

Саманта взвизгнула от восторга. Кто бы мог подумать, что эта незатейливая похвала от чужих людей так ее обрадует?

– И должен признать, бонни, я с ними совершенно согласен!

Он прильнул к ее губам – и словно издалека донеслись до счастливой пары приветственные крики и смех горцев.

Глава двадцать вторая

– Такой хаос в одном-единственном железнодорожном вагоне! – взревел Гэвин. – Богом клянусь, я просто повешу всех, кто к этому причастен, и на том покончу! – И на стол перед Самантой полетела толстая кипа бумаг.

Сэм замерла, чувствуя, что и сердце, и легкие разом ей отказывают. Она судорожно сжала рукоять револьвера, хотя сейчас он был совершенно бесполезен – Саманта разобрала его, чтобы почистить, и все детали лежали сейчас на столе.

– П-повесить? Кого? За что?

Она страшилась поднять на Гэвина глаза. Неужели ее недолгому замужеству уже пришел конец? Всего две недели… Две недели чистой радости. Ибо она наслаждалась семейной жизнью с Гэвином – вопреки своей воле, вопреки всему.

Судьба всегда была к ней жестока, но не настолько же, чтобы поманить призраком счастья и тут же его отнять?

Отнять Гэвина… А ведь она едва начала его…

– Я готов уже и от титула отказаться, если это поможет избавиться от заседаний в мировом суде! – Выругавшись сквозь зубы, граф со вздохом плюхнулся в огромное кресло красного дерева. Другое такое же занимала Сэм. – Я и так уже сократил присутственное время до одного дня в неделю. Но не хочу даже на один день уезжать от тебя… я хотел сказать, от Эррадейла.

Облегчение, нахлынувшее теплой волной, смыло холодный ужас, и Саманта радостно улыбнулась. Она тоже ужасно соскучилась. Соскучилась по своему мужу.

– Но что же случилось? – спросила она.