– Мне она доверяла и все о себе рассказывала. Я понимал, что она больна, но полагал, что это не важно, в «дурные» дни она могла бы полагаться на меня, а «хорошие» мы с ней проводили бы вместе. Пока она была молода, казалось, что все не так уж скверно. В хорошие дни она была ангелом – прекрасной, нежной, добросердечной. И любила меня всем сердцем – как и я ее.
– Но тогда… почему же она согласилась выйти замуж за твоего брата? – в недоумении пробормотала Сэм. – Не мог же твой отец просто ее принудить – сейчас все-таки не Средние века!
– По словам самой Колин, она подчинилась, потому что и отец ее, и она сама дрожали при мысли о том, что мог бы сделать с ними Хеймиш, если она откажется.
– Еще одна причина ненавидеть твоего отца. – Сэм нащупала под водой руку мужа и крепко сжала ее, переплетая его пальцы со своими. – А Лиам ее любил?
Гэвин покачал головой, удивляясь тому, как легко оказалось рассказывать о прошлом. В первый раз горечь воспоминаний не жгла ему грудь.
– Пока в его жизни не появилась Мена, Лиам любил лишь войну. А на Колин женился только потому, что ему требовался наследник. Колин же была самой знатной девушкой на много миль вокруг.
– Бедняжка!..
Гэвин прикрыл глаза, охваченный неописуемым волнением. Восклицание жены, совершенно искреннее, словно распечатало в нем какой-то потаенный колодец, в котором, как оказалось, хранились все эти годы живые человеческие чувства.
– Лиам был с ней жесток?
– Намеренно – нет. Но он не понимал, что делать с ее безумием. Старался пореже бывать дома, а ей, хоть она и не слишком стремилась к его обществу, в одиночестве становилось совсем худо. Он думал, что станет лучше, когда появятся дети, но материнство только усугубило ее состояние. Несколько лет я делал все, что мог. Каждую свободную минуту проводил с ней в Рейвенкрофте – о нет, совершенно невинно. Просто находился рядом. И видел, как ей становится все хуже и хуже. Однажды ночью, когда ей было невыносимо худо, она послала за мной, и…
– И ты приехал.
– Тогда мы стали близки. В первый и последний раз. После этого я умолял ее бросить Лиама и бежать со мной. Я был уверен, что со мной ей станет лучше, что наша любовь преодолеет и гнев брата, и ее болезнь – преодолеет все. Я был очень молод и… О боже, каким же я тогда был глупцом!
– Но она не убежала с тобой.
– Она согласилась, попросила меня все подготовить, а сама написала мужу записку, в которой призналась во всем… и бросилась с крепостной стены Рейвенкрофта.
– Боже правый!
Сэм еще крепче сжала руку мужа, и Гэвин вдруг почувствовал, как многолетнее напряжение его отпускает – словно падал с плеч давний и тяжкий груз.
– Теперь ты знаешь, почему трещина между Лиамом и мною не затянется никогда. – Он поднес их сплетенные пальцы к губам и поцеловал ее руку.
– «Никогда» – очень долгий срок, – с надеждой пробормотала Саманта.
– Недостаточно долгий. – Гэвин тихо вздохнул. – Впрочем… все это уже древняя история. После этого я пустился во все тяжкие. Следующие десять лет прожигал жизнь, заслужив славу повесы и отъявленного донжуана. Таким ты меня узнала и полю… – Он осекся и отвел глаза, стараясь не смотреть на жену.
Они никогда об этом не говорили. Не отрицали очевидного, но и не произносили вслух слова «любовь». Он поклялся когда-то, что никогда больше не откроет сердце для этого чувства. Лучшее, на что они с Сэм могут надеяться, – это более или менее друг с другом ладить к обоюдной выгоде. Так ему поначалу казалось. Но теперь все зашло слишком далеко. По крайней мере, с его стороны.
– Что ж, милая… Теперь, когда ты все это знаешь… Лучше тебе стало или хуже? – спросил он, очень стараясь, чтобы голос его звучал спокойно, но внутренне очень страшась ответа.
– Лучше, – тотчас ответила Саманта. – И хуже… в каком-то смысле.
– О, ты не знаешь, как я об этом сожалею, – пробормотал Гэвин. – Все эти годы чувствую себя виноватым…
Саманта пристально взглянула на него, и в прелестных чертах ее он увидел отражение собственной тревоги.
– Может быть, это прозвучит странно, но… Мне кажется, я понимаю, каково это, – медленно проговорила она.
– Понимаешь? – Он всматривался в ее лицо, вдруг поразившись тому, как мало о ней знал. Она ведь совсем молода… Какие же грехи прошлого могли мучить ее? – Что ж, если так – исповедуйся в своих грехах, и я их тебе отпущу, как ты отпустила мне мои.
Она поцеловала его в губы. Поцеловала быстро и нежно.
– Отпущение грехов тебе, Гэвин, не нужно. Ты никому не желал зла… Спасибо, что рассказал об этом.
К его удивлению, жена тут же отстранилась от него, вскочила и почти выпрыгнула из ванны – неуклюже, без обычной своей ловкости. Быстро завернувшись в полотенце, она метнулась в другой конец комнаты, где лежал ее халат, тотчас накинула его и затянула пояс.
Черт побери! Только что она лежала рядом с ним обнаженная, и вот… Что заставило ее бежать? Нежелание отвечать на его вопросы?
Теперь Гэвин совершенно уверился: жена что-то от него скрывала. Что-то очень важное.