Едва не выплеснув всю воду из ванны, он встал, перешагнул через бортик и, торопливо обтершись полотенцем, двинулся к кровати, где она резкими, почти судорожными движениями расчесывала волосы.
Обнаженный, без тени смущения, подошел Гэвин к ней, схватил за обе руки и поднял на ноги.
– Милая, теперь твой черед, – мягко сказал он. – Я знаю, что и у тебя есть раны. И хочу знать, кто тебя ранил. – Может, Грант? Господи, это имя ему не забыть никогда! Да-да, это тот мужчина, за которого она едва не вышла замуж… Возможно, именно ему и досталась ее девственность.
– Я не ранена, – ответила она, глядя в сторону. – Скорее уж… погибла. Моя жизнь разрушена. И никто в этом не виноват, кроме меня самой.
– О чем ты, милая?! – воскликнул Гэвин. – И знаешь… Я ведь вижу боль в твоих глазах, когда ты забываешь прятать ее от меня. Более того, мне кажется, что наши с тобой раны в чем-то похожи. Страшные, неисцелимые раны… Но мы не позволим им нас уничтожить. Мы сильные. Наши души изранены, но эти шрамы делают нас теми, кто мы есть. Напоминают о том, как мы выжили. Напоминают о нашей силе. Ты, Сэм, самая сильная женщина из всех, что я когда-либо встречал. Это одна из причин…
– Нет, я слабая… – пробормотала Саманта, пряча лицо у него на груди. – Я трусиха.
– Почему ты так думаешь?
– Лучше тебе этого не знать! – простонала Саманта.
– Ошибаешься! Я хочу знать о тебе все. Хочу знать, от чего тебе больно. Хочу знать, что повергает тебя в отчаяние и что приносит радость.
Искренность этого признания, казалось, поразила их обоих. Но Гэвин говорил правду. Приподняв пальцем подбородок жены, он заставил ее посмотреть ему в глаза.
– Милая, я хочу быть твоим мужем.
– Но… ты и так мой…
– Нет, я не об этом. Я хочу быть… настоящим мужем. Не хочу быть «иногда верным». И не хочу, чтобы ты вздыхала о ком-то другом. Да, я любил в прошлом другую женщину, но рядом с тобой я о ней не думаю.
Эти слова прозвучали как откровение – даже для него самого.
– Весь этот месяц, милая, я убеждал себя: я так счастлив, потому что заполучил Эррадейл. Но теперь знаю: дело не только в этом. Я счастлив, потому что вместе с тобой живу, вместе работаю, рядом с тобой сплю и орошаю твое лоно своим семенем. Именно ты, милая, сделала меня счастливым, ты вернула меня к жизни.
Казалось, каждое его слово наполняло колодцы ее глаз, и вот, наконец, эти два колодца переполнились – и хлынули потоками слез.
– Да, именно ты сделала меня счастливым, и я хочу ответить тебе тем же. Хочу взять на себя бремя твоих тайн. Так скажи мне, милая, что ты от меня скрываешь? И тогда…
– Я беременна!
Саманта собиралась сказать больше, намного больше… Куда более страшные признания едва не вырвались наружу. Теперь-то она понимала: рано или поздно муж так или иначе все узнает. Так к чему скрывать?
Ее трясло, бросало то в жар, то в холод. Сердце оглушительно стучало в ушах, стучало за сомкнутыми веками, стучало в кончиках пальцев… О, как же ей хотелось во всем признаться!
«Я не Элисон Росс, я – совсем другая. Я грабительница, убийца, лгунья и мать… не твоего ребенка», – вот что хотелось ей сказать.
Муж чуть отстранил ее от себя и пристально посмотрел ей в лицо.
«Ну вот, – подумала она, – настал момент… Он хочет признания – и сейчас его получит. На свою голову».
Но едва она раскрыла рот, как язык мужа скользнул меж ее губ, и поцелуй его оказался необыкновенно нежным и трепетным, то был поцелуй со вкусом счастья и надежды. Поцелуй на века, обрушивший все стены, что воздвигли они вокруг себя в прошлом, и рождавший новый мир из прежних развалин. Во время этого поцелуя Саманта забыла обо всем на свете, и теперь она знала только одно: Гэвин действительно любил ее и хотел, чтобы оба они – она и ее ребенок – принадлежали ему.
И он заслужил жизнь с ней. Заслужил жизнь, которую она полюбила всем сердцем и которой желала теперь так страстно, как никогда еще ничего не желала.
Да, Гэвин все это заслужил! И он вовсе не бездушный негодяй, хотя именно таким описывала его Элисон Росс. Он заслужил женщину, которая будет терпеливо исцелять его разбитое сердце. Заслужил детей – наследников, которые будут гордиться своим отцом, а не стыдиться его.
Вот только она, Саманта, его не заслуживала. Не заслуживала этого сильного и страстного мужчину, так пламенно любившего и готового самоотверженно защищать тех, кого любил. Готового все беды и горести любимых взвалить себе на плечи.
Он ведь, можно сказать, тоже солгал… Говорил, что не способен чувствовать. Но она-то теперь знала: Гэвин Сент-Джеймс чувствовал сильнее и глубже, чем любой другой известный ей человек. Его сила неисчерпаема – и бездонны глубины его страсти и сострадания. Он был готов на все, чтобы спасти свою мать. И свою землю. А также Колин – единственную, которую любил…
При этой мысли Саманта содрогнулась от внутренней боли.
Но ведь негодяй-то здесь – не он, негодяйка она! И, быть может, ей пора положить конец обману, пока этот обман не стал для Гэвина очередной трагедией.