«Ну… много думать о мальчиках. Понимаешь, она нашла мои рисунки… Я нарисовал Коула. Много раз. И написал, что хочу держаться с ним за руку. Всё время».
«Кого ты нарисовал?»
«Джея Коула. Мы учимся вместе. Он очень… хороший. Мне кажется, он меня понимает. А мама… Брайан, почему мама меня так не любит? Я настолько плохой? Я не хочу её расстраивать, понимаешь? И Господа – тоже. Вот я и решил, что выпью эти таблетки… Всё равно ничего хорошего не выйдет».
«Блядь…»
«Что?»
«Ничего. Дженс, ты только больше так не делай, ладно? Ещё немножко, и ты вырастешь. И будешь делать всё, что захочешь. Рисовать кого хочешь, любить там, не знаю… Осталось потерпеть совсем чуть-чуть».
- Совсем чуть-чуть, блядь. Следующий срыв у него случился в тринадцать. Думаю, их с Коулом тупо застукали и подняли на смех. А потом доложили Донне. Она снова упекла Дженсена в лечебницу, откуда он вышел абсолютно другой. Прилежный мальчик, примерный, ангелочек, одно слово… Блядь, я снова попытался поломать то, что наворотила эта ёбнутая фанатичка, но Эклз окончательно закрылся на все замки, захлопнулся в свою ракушку и перестал разговаривать со мной. Но я знал, что для Коула в нём всегда есть место. Просто его всё меньше и меньше.
Дженсену шестнадцать. Очередной срыв. Он ненавидит себя за то, что любит, ненавидит своё тело, которое предаёт его всякий раз, когда он хочет сказать Коулу, что больше так не может… Но Джей настойчив, Джей нежен, Джей влюблён и свободен, и Дженсену отчаянно хочется хотя бы немножко этой свободы, потому что от огромной распирающей любви ему уже некуда деться… Они целуются за углом, забыв об осторожности, и снова попадаются – так глупо и бездарно, что хочется орать от несправедливости. Мама заставляет его молить Господа о прощении, а потом бьёт по щекам. Ещё раз, и ещё. Он плохой мальчик. Отвратительный. Гадкий. Признай это, Дженсен Росс Эклз, и ещё пять раз Отче наш, до хрипоты, до истерики…
- Он не мог от неё уйти. Держался за мать, как за соломинку. Считал, что она права во всём. Но не мог отпустить Коула… У него, блядь, такое в душе творилось, представить страшно… И когда Коул уехал на полгода чёрти куда, бросил Дженсена, тот снова чуть себя не угробил. Накупил в аптеке всякого дерьма и закинулся. Еле откачали… Я навещал его в больнице, пока Донна корёжила детские души в школе…
«Брайан…»
«М?»
«Я не могу так больше, понимаешь? Зачем я вообще здесь нужен? Кому я здесь нужен?»
«Помолчи. Не надо, Дженс…»
«Ты говорил, что я вырасту, и всё закончится. Я вырос, но я не стал лучше. Только хуже, Брайан… всё только хуже. И Коул уехал. Я люблю его, правда. До сих пор люблю. И всегда буду».
«Дженс…»
«Он не вернётся, правда? Это, наверное, так здорово – быть таким, как он. Свободным».
- Коул вернулся. Жил в каком-то трейлере, работал на заправке. Я увиделся с ним. Рассказал про Дженсена… Поинтересовался, какого хера он свалил, фактически бросив парня… Тот что-то наплёл про заработки, но я видел, что он страдает. И любит… наверное. И я в тот же день просто забрал Эклза из дома и привёз к Коулу, потому что не мог больше смотреть, как Дженсен мучается и готовится снова свалить из этой грёбаной жизни. Я ведь тоже… любил его, Падалеки. Всегда любил.