Брайтон-Бич опера

В общем, разошлись они с Мишей каким-то образом, инвестиционный фонд свой закрыли, причем очень вовремя — до того, как американская биржа рухнула. Так что Вазген вроде немало на этих акциях заработал. А Володя вскоре ещё с какими-то своими старинными друзьями-кооперативщиками основал компанию по импорту в Москву западной электроники. Телевизоры, видеомагнитофоны, музыкальные центры и всё такое прочее. Дело поставили с размахом, на широкую ногу. Реклама их фирмы одно время чуть ли не над Боровицкими воротами висела — и такие тоже были в России времена. Володя суетился день и ночь, что-то доставал, оформлял, отправлял контейнеры, принимал факсы. Вложил он в это сумму, которой мне, по его словам, на десять таких жизней, как у меня сейчас, хватило бы.

Через два года выяснилось, что ничего, кроме убытков, компания не приносит.

— Понимаешь, — объяснял мне Володя, — здесь я за все должен сразу платить, а там берут товар на реализацию, и жди потом от них денег. Даже если они честные и отдадут через полгода, мне-то здесь что в это время делать? А честных там нет. Ворюги все до единого.

После закрытия «электронной» компании Володя решил с бывшими соотечественниками дел больше не иметь. Его следующим, как он любил говорить, «проектом» было освоение недвижимости в Луизиане.

— Понимаешь, — объяснял он на полном серьезе, — там солидные люди, коренные американцы. С «Мэйфлауэра». Я покупаю огромный участок земли. Несколько гектаров. А они обеспечивают прохождение через городской совет решения о строительстве на этом пустыре многоквартирных кооперативов. Два лимончика всего положить надо, а во что они превратятся через год — сам понимаешь.

Я понимал. С тех пор прошло уже больше пяти лет. Нужного решения горсовет все ещё не принял, но, как обещают, должен принять со дня нa депь. Володины понытки выйти из дела и хотя бы просто вернуть свое, пусть и без всякой прибыли, тоже закончились ничем. Солидные партперы утверждают, что в Америке так не принято. Здесь так дела нe делаются. Здесь серьезные люди так не поступают.

Первый же юрист, к которому Володя обратился за помощью, сказал:

— Луизиана — это глубокий Юг, а на Юге особые законы. Там надо местного искать, а какой же местный согласится из своих друзей деньги выколачивать, да ещё ради какого-то еврейчика Нью-Йоркского?

Потом у Володи было ещё много всего разного, зеленого, серобуромалинового и красного. Интернетовская компания по продаже детских игрушек, китайские украшения из жемчуга и таиландские кораллы, поставки минеральной воды из Армении и обуви из Румынии. Попутно он начал опять играть на бирже — причём теперь уже не на чужие деньги, а на свои кровные. Сначала он «вложился» в российские нефтяные компании, а после дефолта 1998 года, когда все эти акции в одночасье превратились в обои, переключился на чисто американские фирмы.

— Понимаешь, — говорил он, — в «Блютек» изобрели средство от рака. Пока об этом никто не знает, потому что лекарство ещё только проходит проверку. Но мне совершенно точно сказали, что оно будет утверждено. Сегодня акции «Блютека» стоят доллар. Через три месяца — будут стоить сто.

— Сколько ты их купил? — спросил я.

— Я решил не мелочиться. Дело-то верное, сам понимаешь. Революция в медицине.

Дом с бассейном на Лонг-Айленде Володе пришлось продать. «Мерс» с «бимером» тоже. Лариса пошла работать преподавательницей музыки — благо она успела в молодости Гнесинку закончить. Сам Володя говорит, что ему все надоело и что пора валить из Нью-Йорка обратно в Россию. Подальше от арабских фундаменталистов с их терактами. Беда в том, что дочки привыкли к Америке, а по-русски не понимают ни слова. Да и Лариса тоже от этого плана не в восторге.

— Понимаешь, — говорит он, — я ведь все ради них. Мне самому ничего не нужно. Мне на все наплевать. Я только хочу, чтобы они нормально жили. Может, мне застраховаться да и прыгнуть с чего-нибудь высокого?

— Самоубийство — это самый страшный грех, — говорю я. — Церковь таких даже не отпевает. Прямо в ад попадень.

— Мне всё равно, — говорит он. — Зато Регинка с Настей нормальное образование получат. И Лариса будет жить как человек. И родители.

— Страховку по самоубийству не заплатят, — говорю я.

— А если всё обставить так, как будто у моей тачки тормоза отказали и я с моста в реку свалился? Тогда ведь заплатят, как ты думаешь?

Разговор о превратностях бизнеса закончился, естественно, ничем. Съехали на какую-то другую тему, как это часто бывает, особенно если водку фужерами пить. Володя так и промолчал тогда весь вечер, а я смотрел на него и думал, что Алик, конечно, умный мужик — Парменида читал, к Бибихину на лекции ходил. Вадим с Надей тоже молодцы — такой «райский садик» на себе тянут. Про врачей Олега со Светой и говорить нечего, да и остальные из нашей компании тоже немалого достигли. Все они умные, относительно преуспевающие, перспективные, удачливые. Но Володю я все равно люблю больше. И если и завидую кому из них, так только ему одному.