Брайтон-Бич опера

Может, я и вправду полный дурак, но я верю, что он не для себя старался, а для своей огромной семьи. И в том, что ничего не получилось у него, какой-то высший смысл есть. Должен быть. Не может не быть его. Просто не может. Деньги шальные кончились, но зато появилось в человеке что-то другое, чего раньше в нем никогда пе было. Из «Эдема» они с Ларисой подвезли нас домой па своей «Королле». У подъезда Володя вышел из машины. Татьяна пошла наверх кормить уже наверняка проголодавшегося за вечер Мурзика, а мы с моим старым другом остались на улице — выкурить по последней сигаретке.

Ночь была тихая, прохладная. От ветра с океапа водка быстро выветривалась из головы.

— Знаешь, я на курсы записался, — сказал Володя. — Программистские. Не получается, правда, ни хрена. Старый я уже для этого. Башка не варит совсем.

— Поначалу ни у кого не получается, — сказал я. — А потом обязательно получится. Обязательно. Вот увидишь.

Докуривали мы уже молча. А когда они с Ларисой уехали, я ещё постоял некоторое время у подъезда. Просто так. Без всякого дела. Без всяких мыслей. Вернее, была одна, но какая-то неопределенная, я её даже сформулировать толком не могу.

Не знаю, может, я и вправду полный дурак, но не зря ведь в одной хорошей книжке сказано, что Бог гордым противится, а смиренным дает благодать. «Такими словами, — думал я, стоя под окнами моего дома, — просто так не бросаются. Это было бы уже совсем нечестно. Совсем нечестно и совсем неправильно».

ИСПОВЕДЬ ВОРА

У моего соседа Михаила Петровича угнали его красный «Мерседес». Он всегда по утрам ходил перепарковывать его на другую сторону улицы, а вчера, выйдя из подъезда, не обнаружил своей любимой машины на месте. Как это ни странно, но отреагировал он на это событие неадекватно — без истерик, без криков, без проклятий в адрес угонщиков. Вернулся домой, позвонил в полицию и улегся обратно в постель — досматривать прерванный будильником сон. Я узнал об этом от его жены Аллы, которая, встретив меня в «Золотом ключике», громко, на весь магазин, заявила:

— Мой муж сошел с ума. Полностью рехнулся на старости лет. Последних мозгов лишился.

Я, всегда почитавииай Петровича за человека по меньшей мере неглупого, очень удивился такой оценке его умственных способностей.

— И что ему сказали в полиции? — спрашиваю я у Аллы. — Пообещали найти?

— Пообещали, — говорит она столь же громким голосом, как и раньше. — Ищут пожарные, ищет полиция…

— А Петрович что? — говорю я.

— А ничего Петрович твой! — опять кричит на весь «Золотой ключик» Алла. — Лежит на диване и «Бандитский Петербург» по двадцать пятому разу смотрит.

— Ну а что ему ещё делать? — пытаюсь заступиться я. — Что, он сам должен свой «мерс» искать?

— Да там и искать нечего, — вдруг переходит на шепот Алла. — Я и так знаю, кто его угнал.

Когда мне было семь лет, со мной произошел пренеприятнейший случай. У нас в школе была такая традиция — в день своего рождения каждый должен был приносить конфеты и угощать ими весь класс. Марина Щербакова (никогда нс забуду её имени) принесла на всех «Белочки», а для учительницы нашей, Ольги Карловны, моего любимого «Мишку косолапого». Конфета эта лежала у неё на столе, и во время перемены, когда учительницы в классе не было, я её взял и съел.

Пропажа была обнаружена сразу же после начала следующего урока. Ольга Карловна устроила нам самый пастоящий допрос, вызывая всех но очереди к доске и, сверля нас насквозь своим проницательтым взглядом, спрашивала, где её конфета. Когда очередь дошла до меня, я отпирался, как только мог. Ольга Карловиа несколько раз переспросила меня, пс брал ли я её «Косоланого мишку», и каждый раз я все более и более нагло отвечал, что нет, мол, не брал.

Обман раскрылся очень скоро, и вот каким образом. Главной валютой в нашем классе были обертки от шоколадных конфет. Их складывали особым образом в такие квадратики с кармашками (что само по себе было целым искусством), а потом, на переменах, играли в игру, суть которой состояла в том, чтобы, щелкнув по своему фантику, перекрыть им фантик противника, который, в случае успеха, и доставался победителю. Естественно, в тот день у всех были фантики от «Белочек», и только у меня одного вдруг обнаружился очень высоко котировавшийся «Мишка».

Скандал был страшный. Ольга Карловна вызвала в школу моих родителей, предрекала, что я закончу жизнь в тюрьме (вопрос о том, насколько она была права, все ещё, кстати, остается открытым), а потом сообщила, что с самого начала знала, кто украл её конфету. Оказывается, когда меня вызвали к доске для допроса, я ужасно покраснел и до самого конца урока просидел совершенно пунцовый. Оказывается, мне всё-таки было стыдно, хотя, признаться честно, сам я не отдавал себе в этом отчета.

Принято считать, что в Союзе каждый тащил с работы всё, что только можно. Достояние-то было общее, так что вроде бы и не воруешь ни у кого, а государство, как мы все свято верили, и так перед нами в неоплатном долгу.