Брайтон-Бич опера

— В каком смысле похож? — спрашивает Татьяна.

— В смысле вылитый Аполлон, — говорит Алёна. — Родосский.

— Родосский колосс был, — говорит Алик. — Он что, гигант какой-нибудь, типа Володьки нашего?

— Нет, нормальный, — отвечает Алёна задумчиво. — Может, чуть повыше тебя.

— А зовут этого Аполлона как? — спрашиваю я.

— Эдиком, — после очередной затяжки отвечает Алёна и тут же поправляется: — Эдуардом.

— А как же муж? — обранаясь даже не к Алене, а как бы к самой себе, говорит Аликова жена Мила.

Муж у Алены действительно есть — Саша Певзнер, но мы его видим чрезвычайно редко — исключительно у неё на днях рождения, где он появляется в обществе загадочной и довольно изысканной блондинки. Про неё известно только то, что её зовут Наташа Карди, что муж её какой-то египетский миллионер, проживающий то ли в Германии, то ли в Италии, и что сама она поэтому тоже, мягко говоря, не бедствует. Алёна всегда отзывается о ней с уваженисм и в самых положительных тонах, что вообще-то ей не свойственно, и поэтому мы тоже относимся к Наташе соответственно, хотя и не можем никак разобраться в их отношениях. Поначалу мы все страшчо любопытствовали,что там нa самом деле происходит, a потом перестали, поняв, что Алёна на все вопросы все равно будет многозначительно улыбаться или в лучшем случае хихикать. Однажды, когда мы в очередной раз провели весь вечер, обсуждая эту загадочную любовно-геометрическую фигуру, Алик после нескольких часов, посвященных захватывающим сплетням и досужим домыслам, философски заметил: «А впрочем, дамы и господа, всё это нас совершенно не касается», и больше мы к этой теме — вплоть до самого появления Аполлона по имени Эдик — не возвращались.

— При чем тут муж? — говорит Надя. — Скажи лучше, кто он по профессии.

Алёна делает глубокую затяжку, задерживает дым в себе, гасит сигарету и молчит.

— Давай, Карпинская, колись, — не отступает Надя. — Всё равно ведь мы узнаем. Говори, чем твой Аполлон занимается.

— Эзотерикой, — медленно говорит Алёна. Наверное, это она у Милы научилась так слова растягивать, по слогам их произносить, чтобы не одно слово получалось, а несколько. Только Миле как действительно писаной красавице (она в Союзе даже диктором была на телевидении) это идет, а Алёне, невысокой, толстенькой и даже немного мужеподобной, — как-то не очень.

Услышав иностранное слово, Алик заметно оживляется.

— Какой эзотерикой? — говорит он. — По руке, что ли, дамочкам предзакатным гадает?

— Он санскрит изучал, — говорит Алёна, которая все у Милы копирует, даже неспособность скрыть, насколько Алик её раздражает. — В Питере он главный специалист по санскриту был. Потом в Индии три года жил. Потом на Тибете. Он специалист высочайшего класса. Его далай-лама принимал. Консультировался с ним.

Мы все помним, что рукопись «Мастера и Маргариты» Алене дала сама вдова Булгакова и что Ахматова, качая её в колыбели, читала ей «Поэму без героя», так что ко всем её упоминаниям знаменитых имён мы относимся с пониманием.

— Это всё прекрасно, — говорит Надя. — Но деньги-то он чем зарабатывает?

— Он составляет натальные карты и радиксы. Полные матрицы на всю жизнь и на каждый данный момент. По европейской системс и по ведической.

— Что? Что? — чуть ли не хором говорим мы все, кроме Алика, который совершенно невозмутимо отвечает за Алену:

— Гороскопы это. Астролог он, значит.

От Аполлона у Эдика были только кучерявые светлые волосы, и на этом их сходство, честно говоря, заканчивалось. Впрочем, и волосы скорее были похожи не на шевелюру древнегреческого покровителя муз, а на шкурку молодого барашка. Был он приземистым, плотно сложенным, скорее напоминал Карлсона, но между собой мы его всё равно называли только Аполлоном.

Первое наше знакомство состоялось у Зарецких. Они приходились какими-то дальними родственниками моим друзьям Вадиму и Наде Малининым и с самого своего приезда в Нью-Йорк упорно пытались вписаться в нашу компанию. В тот вечер Антон и Марина Зарецкие отмечали вторую годовщину своего пребывания в Америке. Их первые шаги в Нью-Йорке мало напоминали тот ад, через который пришлось пройти почти всем остальным. Зарецкие привезли из Москвы понастоящему большие деньги, которых хватило и на покупку роскошного трехэтажного дома в Стейтен-Айленде, и на антикварную итальянскую мебель, и на две новые машины, и даже на приобретение доли в ресторане Малининых «Эдем». Откуда у них были такие средства, никто не знал — спрашивать было неудобно, а сами они на эту тему распространяться не желали. Однажды на мой прямой вопрос Антон ответил, что они квартиру свою в Москве выгодно продали и дачу в Кратове. И хотя у меня по математике в школе «двойка» была, а сегодняшние российские цены мне известны только приблизительно, я как-то интуитивно почувствовал, что некоторые арифметические правила тут определенно нарушаются.