Брайтон-Бич опера

— Ерунда это все, — говорит Татьяна. — Меня вот, например, мужчины нисколько не интересуют. Кроме Лёшеньки, конечно. всё остальные для меня вообще не существуют. Я их, может, и за людей-то не считаю. Причём, чем умнее мужчина, чем он серьёзнее и сильнее, тем он мне смешнее кажется. Правда.

— Это очень лестно, конечно, — говорю я, — но всё же проблема у Алика налицо.

— Или на лице, — пытается шутить Алёна, наверное, надеясь, что мы за шутки её окончательно простим.

— А ты пробовал по объявлениям звонить? — обращаюсь я к Алику.

— По каким объявлениям? — спрашивает он.

— Газетным, — говорю я. — Не пробовал?

— Нет, — говорит Алик. — А ты?

— Пробовал когда-то, — говорю я. — Когда ещё холостой был. Ничего не получилось ни разу.

— Интересно бы узнать почему, — говорит Татьяна.

— Ну, не знаю, — говорю я. — Я всегда честно, в открытую играл, а мне голову морочили.

— Что ты имеешь в виду? — говорит Алик.

— Hy, например, я, когда звонил, сразу просил, чтобы девушка иро себя рассказала, — говорю я. — В смысле, как она выглядит. И честно её предупреждал, что сам я мужчина видный и если её внешность моей не соответствует, то ей же самой потом неловко будет. Как мы на людях покажемся, если она чучело какое-нибудь?

— И дальше что? — спрашивает Алик.

— А ничего, — говорю я. — Они в ответ начинали себя расписывать. Все, как на подбор, красавицы. А потом идёшь на свидание с ней и глазам своим пе веришь. Однажды вообще цирк был — час целый простоял рядом с одной и всё равно не узнал.

— И она тебя не узнала? — говорит Татьяна.

— И она, — говорю я. — Хотя я довольно подробно ей себя описал. Ну да ладно, это всё предания старины глубокой. Давайте лучше действительно Алику кого-нибудь найдем. Вот у нас в газетах русских сколько объявлений о знакомствах печатается.

Алик пытается протестовать, но я всё равно приношу из гостиной несколько свежих русскоязычных газет и начинаю их листать в поисках брачных объявлений. Памятуя о том, что запросы у Алика немаленькие и что угодить ему будет не так-то легко, я пропускаю всё стандартное и безликое. И несмотря на то что, пока я пробегаю глазами страницу за страницей, количество выставленных Татьяной на стол котлеток стремительно уменьшается, я стараюсь не особенно из-за этого расстраиваться, а, наоборот, сосредоточиться на мысли о том, что нужно же мне хоть раз в жизни кому-нибудь помочь.

— Вот, — наконец говорю я. — Это, по-моему, то, что нужно. «Молодая, красивая, выйдет замуж за преуспевающего, обеспеченного гражданина США. Будет нежной женой и верной подругой. Возможен секс».

— Нет, это не то, — говорит Алик. — Чего это, прямо так сразу жениться? Я молодой ещё. ещё не нагулялся.

— Ну ладно, — говорю я. — Идём дальше. Вот, смотри, как интереспо. «Так тяжело всё описать. Буквально всё в одной строке. Одной мне грустно… и одиноко на душе. Хочу найти свою любовь, Любовь Навечно и всерьёз. Преодолеть и грусть, и боль от легких жизненных негрёз. Мой суженый, найди меня, ответь словами золотыми. Я буду навсегда твоя любимая и ныне».

— Нет, этого нам тоже не надо, — говорит Алик. — С поэтессами знаешь какая возня? Она ещё и меня заставит потом стихами с ней разговаривать.

— Не скажи, — говорю я. — Татьяна ведь меня рисовать не заставляет.

— Пока, — говорит Алёна.

— А вот это? — говорю я и читаю, стараясь голосом передать орфографические особенности стиля: — «Красивая, 38, 170, ситизен, ишет устроенного, високого холостого мужшину. Фото a must»[17]. Или это: «Девушка, 41, петит, будет мила с милым другом — мужчиной с головой на плечах, реальнымн желаниями».

— Ну, желания-то у меня как раз реальные, — говорит Алик. — Даже слишком иногда. Но петит — это что, шрифт такой маленький?

— Нет, — говорит Алёна. — Петит — это значит: миниатюрная она. Как я.

— А вот ещё прикольное объявление, — говорю я. — «Я — толстушка, по ихним меркам, не очень противная, еврейка, 36 лет, из Одессы. Живу на Брайтоне (а где же ещё!). Мне говорят, что я совершенно без культуры и этикета, зато с ненормально развитым чувством собственного достоинства. В Союзе даже не знала, что такое синагога, а здесь ударилась в религию не хуже пейсатой. Если вас зовут Веня, то вы мне пе звоните, с ним я уже знаюсь». Тебя же не Веня зовут?

— Нет вроде, — говорит Алик. — А что-нибудь посерьёзнее там есть?

— Есть, конечно, — говорю я. — Вот, например: «Жгучая брюнетка, неповторимая внешность, фигура модели, юрист. Много достоинств, мало недостатков. Верит в любовь. Дарит тепло, ласку».

— Ласку — это хорошо, — говорит Алик. — Ласку мы любим. Ты это объявление обведи. Чтобы оно не потерялось. Мы к нему вернемся потом. Ещё есть что-нибудь?

Я тянусь за толстым розовым фломастером, который у нас всегда на кухне рядом с телефоном лежит, обвожу объявление неровной, но зато жирной и почти что круглой рамкой и продолжаю читать:

— «Манерная во всех отношениях, независимая, жизнерадостная еврейка, средней полноты. Любит жизнь, уют, тишину, землю. Хочу попробовать вторично».