Брайтон-Бич опера

— А ничего, — говорит Антон. — Приехали два хряка. Таких, знаешь, что я думал, они в дверь не пройдут: специально для них дыру в стене пробивать придется. Но ничего, прошли. Бочком. Покрутились тут полчасика, понюхали и ушли. Ты, как-никак, давно здесь живешь, в Америчке этой. Может, подскажешь, чего нам дальше делать?

— Опись пропавших вещей составили? — со знанием дела говорю я, хотя это просто первое, что приходит в мою совершенио сонную голову. Кофе-то я так и оставил недопитым — с чего же головушке моей бедной теперь несонной быть?

— Нет ещё, — говорит жена Антона Марина. — Из крупных вещей ничего вроде не пропало. А мелочи ведь перебирать падо.

— Ну вот, — говорю я. — Как составите опись, опять полицию вызывайте. Искать они, конечно, ничего ис будут, но протокол составят, и вы потом всё, что у вас взяли, с налогов списать сможете. Если у вас, конечно, квитанции о покупке этих вещей сохранились. Чтобы их стоимость подтвердить. Правда, имейте в виду, что такие штуки сразу внимание Налоговой службы привлекают. Они, как видят, что украденные вещи списаны, тут же начинают всю декларацию шерстить. Да сше и за предыдущие годы всё поднять могут. Особенно если ещё что подозрительное найдут.

— А почему ты думаешь, что полиция искать ничего не станет? — говорит Марина.

— Я не думаю, — говорю я. — Я знаю. Когда в городе почти две тысячи человек в год мочат, а изнасилования, драки, наркоманов и прочее добро даже считать давно бросили, кто же какими-то бирюльками заниматься будет? Они и раньше ворованного никогда не искали, а сейчас тем более. Сейчас все силы на борьбу с террористами брошены. К тому же Ирак вот-вот в нас бомбой с чумой пульнёт. Не до воров стране, сами понимать должны.

— Как ни странно, но Лёша прав, — вдруг подаёт голос Надя. — От полиции действительно толку никакого. Одни только неприятности.

— А ты откуда знаешь? — говорит Антон.

— Ну, у нас тут тоже история одна уже искоторое врсмя тянется, — говорит Надя. — Мы не хотели рассказывать, чтобы никому голову не морочить. У каждого же своих радостей в жизни выше крыши. .

— Что, тоже ограбили? — говорит Марина.

— Нет, — говорит Надя, — хуже. К Катьке прицепились две девчонки какие-то. То ли наркоманки, то ли хулиганки просто. Одна вообще беременная уже. По крайней мере, она так говорит. Короче, они её сначала в школе терроризировали.

— Как? — говорю я, потому что школа эта — та самая, где я теперь работаю.

— Ну, знаешь, — говорит Надя, — Катька же полненькая у нас такая. Вот они её и дразнили. Жирной свиньей называли или ещё там как-нибудь. А потом им очень не нравится, что она с Лероем встречается.

— Почему? — говорю я.

— Ну как почему? — говорит Надя. — Кому же это понравиться может? Я тоже, например, не в восторге от того, что моя единственная дочь с неграми путается, но я же к ней с кулаками не лезу.

— А они что, лезут? — говорю я.

— Да, — говорит Надя. — А недавно, когда Катя одна дома была, прямо в дверь к нам позвонили — вроде отношения выяснять звали. Она на крыльцо вышла, чтобы сказать, что никуда с ними не пойдёт, а они её оттолкнули и ворвались в дом. Набезобразничали там, кухню кетчупом залили, солью засыпали. Дверь в Катькину спальню ногой прошибли — теперь дыра в ней. Тут ведь знаете как — даже в хороших домах всё фанерное. Ткнёшь один раз — и всё развалится.

— Украли что-нибудь? — говорит Антон.

— Да мелочь всякую, — говорит Надя. — Духи Катькины и дневник.

— Какой дневник? — говорю я. — Тут в школе дневников нет.

— Нет, личный, — говорит Надя. — Тот, в который она всё про свою личную жизнь записывает и на ключ от всех запирает. Это для неё, конечно, большая потеря. Да, и ещё, пока она за ними по всему дому гонялась, ногой где-то так ударилась, что большой палец себе сломала. Теперь в гипсе ходит.

— Да, я видел, — говорю я. — Но когда я спросил её, опа сказала, что на съемках новой серии «Mission: Impossible» была, и Том Круз ей там ногу отдавил. Так она же вроде на него в суд подавать собиралась?

— Это я её научила так всем в школе говорить, — говорит Надя. — Чтобы не приставали. Короче, когда это случилось всё, я в «Эдеме» была. Там аврал очередной произошёл, и Вадик просил меня помочь. Катя позвонила мне, голос дрожит, странный какой-то. Я сразу же почувствовала, что с ней что-то не так. У нас ведь потрясающе доверительные отношения, и она знает, что мне всё, что угодно, рассказать можно. Я всё пойму. Кроме лжи. Поэтому она и не врёт мне никогда. А тут что-то крутить начала, темнить. Ну, я бросила всё, взяла машину, помчалась домой. К моему приезду девчонок этих уже и след простыл, а Катя — от страха, что ли, — минимальный порядок навела. Вещи разбросанные по местам рассовала, кетчуп с кухонного стола вытерла. И говорит мне: «Ты только в полицию не звони. И папе ничего не рассказывай».

— Почему это? — говорю я.

— Сказала, что они пригрозили ей, — говорит Надя. — Особенно та, которая беременная. «Если, — говорит, — я окажусь в тюрьме и у меня отнимут моего ребенка, тебе не жить». Представляете?

— Ну и что ты сделала? — спрашивает Марина.