Скорее всего, в гостях у Гарриет Ма чувствовала себя неуютно, хотя ей и понравилось быть в центре внимания. Возможно, в глубине души она понимала, что ее изучают, словно дикарку из человеческого зоопарка, словно какой-то антропологический образец.
– Это стол Гарриет Сэнгстер?
Ясмин сказала, что да. Мужчина был одет в джинсы и рубашку цвета хаки с короткими рукавами. Четыре верхние пуговицы были расстегнуты, частично открывая молочно-белую грудь под морщинистой шеей. В комнате, полной людей в вечерних туалетах, его прикид – полная противоположность дресс-кода в стиле кэжуал – говорил сам за себя.
– Передайте ей, что подходил Дэвид Кэвендиш, – попросил он, но вместо того, чтобы уйти, взял ложку и, не садясь, погрузил ее в нетронутую «Павлову» Гарриет.
– Ладно, – сказала Ясмин.
– Не знаю, зачем я вообще хожу на эти жуткие мероприятия. – На его нижней губе остались сливки. – Вечная подружка невесты и никогда – долбаная победительница.
– За что вас номинировали?
– Роман. – Мужчина уселся на стул Гарриет. – «Птичья симфония», – добавил он и украдкой покосился на Ясмин, чтобы понять, не знакомо ли ей, случаем, название. Он вытер пальцем ободок тарелки, собрав сливки и капли маракуйи. – Все равно моих книг никто не покупает.
– Мне очень жаль, – сказала Ясмин. – Но вы попали в короткий список, а это уже хорошо. Возможно, вы победите.
Он вытер пальцы о скатерть.
– Исключено. Взгляните на меня. Белый. Мужчина. Гетеросексуал. Абсолютно никаких шансов.
– Но это же ужасно! Я уверена, что всё устроено совсем не так!
– Официально – нет. – Его тон предполагал, что ему есть что добавить, но он оставит свое мнение при себе. – Ну а вы чем занимаетесь?
– Я врач.
– О, настоящая работа! А какой вы врач?
– Пока стажируюсь. В настоящий момент – в гериатрии.
Дэвид Кэвендиш наморщил нос, словно уловив царивший в отделении запах мочи, смерти и дезинфицирующего средства.
– Не хотел бы быть на вашем месте. – На его лице отразилось легкое отвращение, но он слегка приободрился. По крайней мере, этим вечером ему посчастливилось найти единственного человека в зале, чьему жизненному уделу невозможно было позавидовать. Он встал. – Передайте Гарриет… – Он умолк на полуслове. – Хотя нет, пожалуй, ничего не передавайте.
В черном кебе по пути домой Ясмин сказала:
– Вас кто-то искал. Кажется, Дэвид Кэвендиш?
– Дорогой Дэвид! Как он сегодня вечером? Несчастен? – Гарриет сидела на заднем сиденье рядом с Джо, и Ясмин, сидевшая напротив, слегка ревновала, словно Гарриет украла ее место.
– Он казался немного… Сказал, что ему не дадут приз за книгу, потому что он…
– Белый буржуй, у которого есть член?
– Да, что-то вроде того.
Гарриет рассмеялась.
– О да, они новое притесняемое меньшинство – мужчины, угнетаемые своими многовековыми привилегиями. На самом деле проблема Дэвида в том – и я не устану это повторять, – что роман как художественная форма устарел. Он работает в вымирающем жанре. Роман мертв.
– Неужели? – Для Ясмин это было неожиданностью.
Но внимание Гарриет уже обратилось на Джо. Она положила ладонь ему на колено.
– Дорогуша, ты в последнее время не ощущаешь себя
– А как же, ведь я, хм, белый и все такое.
Гарриет похлопала его по ноге.
– Послушайте, дорогуши, вам нужно определиться с датой. Пожалуй, май будет гораздо лучше марта. Или июнь? Июнь еще лучше. Раз мы решили расположиться в саду, разница будет огромная. В марте бывает отвратительная погода.
Джо взглянул на Ясмин:
– А ты как считаешь?
– Давай подумаем.
– Твоя мать за, – сказала Гарриет.
– Не ей выходить замуж, – ответила Ясмин резче, чем намеревалась.
Гарриет зевнула и посмотрела в окно:
– Я лишь пытаюсь помочь.
– Мы знаем, – сказал Джо, – и мы тебе очень благодарны.
– Надеюсь, я была доброжелательна. Надеюсь, я была гостеприимна.
– О, конечно, – сказала Ясмин. Гарриет действительно была исключительно добра к ней и ее семье. – Лучше май или июнь. Однозначно.
Она подождала, пока они лягут в постель.
– Ниам сегодня сказала кое-что странное. – Было почти ровно полночь. Почти начало нового дня.
– М-м-м, – откликнулся он, перекинув через нее руку. – Что она сказала?
– По ее словам, ты переспал с ее подругой. Недавно.
– Вот это да, – сказал он. – Ниам? Это рыжая медсестра? Которая тебе не нравится? Та, что вечно тебя достает.
– Да, – ответила Ясмин, – она самая.
Миссис Антонова
На отделение снизошел глубокий покой. Шторма мытья, одевания, гигиенических процедур, обходов консультантов, приема лекарств, тележек с едой, физиотерапии, эрготерапии, бинго, скребла и причесывания утихли, сменившись зловещим штилем. Ясмин огляделась. Бельевая тележка была почти пуста, всего несколько белых простыней и наволочек вяло свисали с проволочных полок. За открытой дверью на склад виднелась накренившаяся башня из портативных унитазов, кое-как сваленные в кучу подъемники и груда стоек для капельниц. Перед аптечным шкафчиком лежали похожие на мешки песка желтые мешки с грязным постельным бельем. Ни движения.