Брак по любви

Розалита гремит в кладовой, отодвигая банки, свертки и жестянки, протирая полки и переставляя сервировочные блюда из одного шкафчика в другой. На прошлой неделе Гарриет предложила Розалите отдохнуть и выпить чашечку чая. Все необходимое уже было сделано. Розалита оскорбилась. И на этой неделе с головой загружает себя дополнительной работой. Видимо, чтобы доказать свою незаменимость. Правда в том, что работы у Розалиты слишком мало. В последнее время дом так редко наполняется гостями. Но Гарриет и помыслить не может о том, чтобы сократить ее рабочий день или дать ей расчет.

Она до половины наполняет вазу водой и, прикинув длину стеблей, начинает подрезать их и слегка расщеплять. Если бы она не подняла эту тему, когда семья Горами пришла на ужин… Впрочем, рано или поздно она все равно бы всплыла. К сожалению, Нил по-прежнему отец Джозефа. Если он хочет пригласить его на свадьбу, это его личное дело. Если он хочет посоветоваться на этот счет с психотерапевтом – ради бога.

Он злится на своего отца. Нет. Он несет в себе много гнева. Психотерапевтический жаргон. Дорогуша, ну разумеется, ты злишься! Нил был паршивым отцом. Джо нужно, чтобы терапевт помог ему перестать злиться. Непросто было удержаться от вопроса: «Почему, дорогой? С какой стати ты должен перестать?»

К счастью, она сдержалась. То-то бы порадовался этот венгр. Закончив расставлять пышные чашевидные розы, веточки мирта и стебли папоротника, Гарриет отходит, чтобы полюбоваться на получившийся букет. Барток. Барток как-то там. Он наверняка намекнул, что она блокирует эмоциональное развитие своего сына. Или выдумал бы другой вздор в том же духе. Они вечно вешают всех собак на мать. Все психотерапевтическое сообщество насквозь проникнуто сексизмом. В последний раз поправив цветы, она относит вазу в прихожую.

Пора сесть и начать писать. Надо затащить себя наверх к импровизированному письменному столу в спальне. Достать блок линованной бумаги. Снять с ручки колпачок. Джозеф сам разберется с отцом. Придет к собственным выводам. Сложно представить, что когда-то ей хотелось завести семью с Нилом. А ведь она действительно этого хотела. Недолго, но она мечтала о браке, выводке детей, пожизненном заключении с мужчиной, который пил коктейли «буравчик», снимал посредственные фотографии, изменял ей, пока она была беременна, предал своего брата, переспав с его девушкой… который предавал всех и вся, включая собственный невеликий талант.

Как бы там ни было, Нил, к счастью, оказался конченой мразью. После смерти папочки она чувствовала себя такой потерянной и несчастной, что вцепилась в первого встречного, и все могло бы обернуться гораздо хуже. Будь Нил добрым и верным, она бы осталась с ним и задохнулась. Умерла бы со скуки. Научилась бы печь киш.

Джозефу, разумеется, это пошло только на пользу. Она посвятила свою жизнь ему. Ни один мужчина никогда не вставал между ними. И ни одна женщина. Любовники всегда имели для нее второстепенное значение. Она всегда ставила на первое место свое дитя.

* * *

Сегодня у Гарриет были кое-какие идеи для мемуаров, но, когда она садится за туалетный столик, ее парализуют сомнения. Она оглядывает в зеркале пышную обстановку спальни: антикварную итальянскую горку почерневшего дерева с эбеновыми и скальоловыми картушами, груду шелковых подушек на кровати, французское кресло, застеленное кремово-золотистой норковой шубой ее матери. Шуба – единственное, что Гарриет от нее унаследовала, не считая драгоценностей, да и тех осталось немного, потому что папочка избавился от большинства из них вскоре после смерти ее матери. Но шубу папочка сохранил и подарил Гарриет на восемнадцатилетие.

Услышав входной звонок, Гарриет сдерживается, чтобы не броситься вниз, к двери. Розалита терпеть не может, когда Гарриет посягает на ее обязанности. Просто смешно, что она не может поступать по-своему в собственном доме! Но не важно, не важно. Все равно ей хочется бежать на звонок, только чтобы отвлечься от сочинительства. Наверняка это всего лишь какая-то посылка. Никто больше не заглядывает в гости без приглашения. Теперь так не принято. Раньше, когда люди приходили и уходили, не договорившись о визите за несколько дней, недель, месяцев вперед, Гарриет оставляла дверь незапертой.

Бедный папочка. Она не воздала ему по заслугам. Недостаточно лестно о нем написала. Легче писать про ледяную красоту и холодное сердце матери, растопить которое оказалось не под силу даже норковой шубе. Разумеется, мама винила его в смерти Гектора. Перебрав с выпивкой на вечеринках – она всегда перебирала с выпивкой на вечеринках, – она говорила: «Вы знакомы с моим мужем, гениальным врачом? Между прочим, у нас был сын, но в возрасте шестнадцати месяцев у него случился припадок, а Людо, увы, нельзя было беспокоить, ведь он был в операционной. О да, мой муж – гениальный врач. Истинный корифей».