Брак по любви

Даже мимолетный осмотр убедил Ясмин, что порез заживет. Незачем несколько часов сидеть в травмпункте. Просто раны головы сильно кровоточат. Должно быть, Баба посмотрел и пришел к тому же заключению. Фингал пройдет через пару недель, ну а шрам – через несколько лет.

В доме двое врачей. Больница ни к чему. Но Баба имел в виду нечто большее.

Он стал врачом вопреки бесчисленным препятствиям. Дочь пошла по его стопам. Продолжила то, что он начал. У него в руках была выигрышная карта. И козырем была Ясмин.

– Ноги его больше здесь не будет, вы меня слышали? Я отказываю ему от дома. Вам понятно?

– Нет, – сказала Ма и опустила свитер. На ее лице застыло выражение несгибаемого упрямства. – Мне не понятно. Своей внучке ты тоже откажешь?

Шаокат наконец сел на свой стул, его поза одеревенела, и Ясмин посчитала это добрым знаком. Он успокаивался. Вся эта бурная тирада, сопровождавшаяся бешеной жестикуляцией, выглядела пугающе. К нему постепенно возвращалось достоинство и самообладание.

Он ответил не сразу, и Ясмин захотелось сказать что-то в защиту невинной малышки. Надо сказать что-нибудь и об Арифе – он и сам всего-навсего ребенок, хотя в этом-то и проблема. Каким затравленным было выражение его здорового глаза! Но если она сейчас скажет хоть слово, то, возможно, подольет масла в огонь.

Ясмин придержала язык.

Баба ловким движением заправил рубашку в брюки, не согнув прямой спины.

– Ариф потерян, – задумчиво сказал он голосом полным сожаления. – Он мне больше не сын. У меня нет сына и нет внуков.

Ма поднялась, ее янтарные бусы закачались.

– Если он тебе не сын, – тихо сказала она, – то я тебе не жена.

Позже, лежа в постели, Ясмин прислушивалась к стуку открывающихся и закрывающихся дверец, скрипу выдвижных ящиков и приглушенному топанью, с которыми Аниса притворялась, будто приводит в исполнение свою угрозу уйти от мужа.

Куда ты поедешь? Баба явно не верил, что она на такое способна.

Я уйду.

Да. Но куда? В Мумбаи, к своей сестре? Или к другой сестре, в Виргинию?

Я уйду.

Что ж, тогда собирай вещи.

Если я уйду, то уже не вернусь.

После этого Ма перенесла свой спектакль в спальню, и Ясмин, в постели с учебниками, пыталась истолковать каждый звук. Ужина не было. Снизу не доносились соблазнительные ароматы. В доме пахло освежителем воздуха, лавандовой водой от Yardley’s, памятью о жареных перцах чили, шепотком кардамона и, едва уловимо, чем-то похожим на грусть – скорее всего, просто пыльным ковром.

Ма перестала громыхать. Ясмин крадучись вышла из комнаты и остановилась на лестничной площадке, прислушиваясь к затихающим шумам дома и плеску воды в трубах. Она на цыпочках подошла к белой деревянной балюстраде, ведущей от лестницы к сушильному шкафу. В родительской спальне было темно.

Вернувшись к себе, Ясмин достала из своей черной кожаной сумки книгу и по-турецки села на кровати, положив ее на колени. Она погрузилась в чтение и перенеслась далеко-далеко.

– Рад видеть, что ты занимаешься. – В изножье кровати стоял Баба.

Ясмин, с головой ушедшая в книгу, быстро вернулась.

– Да, Баба.

Она невзначай прикрыла рукой страницы. В каждом углу одеяла лежали медицинские учебники. Ясмин сидела в середине спиной к стене, прислонив затылок в нескольких дюймах под полкой. Все было в порядке. Все правильно.

– Даже в подобных условиях, – продолжал Баба, – когда твой брат не может владеть собой. Когда даже твоя мать не способна трезво мыслить. Ты занимаешься, потому что экзамен так важен. Я был таким же. Вот каким образом мы процветаем в мире. Я очень горжусь.

– Спасибо, Баба.

Когда он ушел, Ясмин вытянулась на кровати и продолжила читать набранное крупным шрифтом издание «По морю прочь» – подарок миссис Антоновой. Зря она согласилась сдавать экзамен в январе. Ей просто хотелось угодить Бабе. Можно было еще годик подождать.

Ясмин снова погрузилась в книгу. Время от времени выныривая, она убеждала себя, что Ма ни за что от них не уйдет. Ма останется. Уход значил бы капитуляцию, а Ма никогда не сдается. Она останется и будет вести тихую агитацию, пока Арифа, Люси и малышку если и не примут с распростертыми объятиями, то по крайней мере пустят на порог.

Наутро на кухонном столе лежала записка:

Миссис Сэнгстер любезно дает мне приют в своем прекрасном доме. Можешь звонить на мобильный в любое время. Я твоя любящая мать, а также любящая мать твоего брата. Иншаллах, скоро увидимся.

Гарриет