Брак по умолчанию

Огрызок от яблока давно был обглодан и выброшен в урну. Большой холщовый мешок отправился туда же. Солнечные очки Энн повесила на вырез майки, а лямку фотоаппарата пришлось перекинуть через шею. В таком вот новом образе Энн и отправилась дальше – не разбирая дороги, следуя туда, куда захочется, куда повернут ноги или посмотрят глаза.

Сперва она фотографировала фонтаны и цветы, птиц и деревья – птиц на лету, деревья в скверах. Ей понравилось опускаться на корточки возле клумб, чтобы яркий малиновый или фиолетовый цветок занимал весь объектив, жук полз, делаясь гигантом, а лепестки в кадре напоминали огромное шелковое или атласное покрывало.

Потом ей показалось, что снимать людей куда интереснее.

Вот только делать это приходилось по возможности незаметно. Кому-то могло не понравиться излишнее внимание к своей персоне. Кроме того – вдруг это оказалась бы скрытая знаменитость? Роллеры ездили слишком быстро, а случайные прохожие быстро скрывались из виду. Прекрасными объектами являлись влюбленные парочки. Они сидели на газонах, обнимались на скамейках, прогуливались по аллеям, держа друг друга за талию. Но долго фотографировать их не было возможности. К тому же привлекала внимание вспышка фотоаппарата.

Энн погуляла еще немного, делая кадры то тут, то там, надеясь, что они получатся четкими и интересными хотя бы для нее.

Впервые с того самого дня, как она покинула Миннеаполис, какая-то деятельность доставляла ей такое удовольствие. (Секс с Брайаном не шел в расчет, но, к сожалению, и рассчитывать на него сейчас не приходилось.)

Бродить, изучать окрестности, гулять бездумно, бесцельно, при этом выискивать интересные пейзажи, милые детали, впечатляющие панорамы. Пытаться выхватить объективом самое интересное, жать на кнопку при появлении того самого чувства удачного момента – ни раньше, ни позже.

Возвращаясь домой пешком, Энн не обращала внимания ни на стертые ступни, ни на мозоли на пальцах ног. Она лишь надеялась, что ничего не напортачила. Что все ее драгоценные кадры сохранились в памяти фотоаппарата, откуда их и можно будет впоследствии извлечь. Что весь сегодняшний день, напоенный свободой, простором, солнечным светом, не канет в лету, не пропадет бесследно из ее жизни, подобно веренице прочих дней.

Оказалось, что уже довольно много времени. Что машина Брайана стоит в гараже. Энн, как и всякая женщина, сперва захотела выплеснуть на него накопленную за день радость, поделиться новыми открытиями и переживаниями.

Но потом вспомнила о той кошке, что пробежала между ними.

Ей бы проявить понимание, долготерпение и ненавязчивую заботу… Глядишь, через какое-то время ситуация и разрешилась бы сама собой.

Но Энн без особых раздумий и сомнений пошла в решительное наступление.

Брайан обнаружился на кухне, он сидел за столом.

В большой керамической миске перед ним были насыпаны кукурузные хлопья, залитые молоком или йогуртом. Брайан вяло ковырял в них ложкой. Не похоже было, чтобы он понимал, что ест.

– Добрый вечер! – громко сказала Энн, зайдя на кухню.

Брайан без особого интереса кивнул.

Энн села напротив:

– Брайан, зачем я здесь?

– В каком смысле?

– Объясни мне, зачем я здесь? Что я тут делаю?

– Глупые вопросы… – поморщился Брайан. – Кажется, живешь.

– Понятно, что живу, а зачем?

– Ты – моя жена, вот и живешь в моем доме, – ответил Брайан, не понимая, куда она клонит.

– Как там было… В богатстве и бедности?

– Ну да, а что тебя не устраивает?

– В горе и в радости… Так, может быть, ты хотя бы начнешь обращать на меня внимание?

– А я и обращаю.

– Это какое-то странное внимание, должна тебе заметить. Тебе все равно, что именно я готовлю. Ты не проявляешь интереса в постели. Ты вспоминаешь о внимании лишь тогда, кажется, когда видишь меня с другим мужчиной. И то, может, только потому, что именно этот парень тебе неприятен.

– Энн, угомонись. Ты несешь какой-то вздор.

– А ты сам не свой с тех пор, как мы вернулись в Калифорнию, и ты вышел на работу в привычный офис.

Брайан с иронией поднял брови:

– Да ну?

– Ну да, – подтвердила Энн, не замечая насмешки.

Брайан зачерпнул несколько ложек хлопьев, отправил их в рот.

И тут – Энн, разумеется, немедленно пожалела о вырвавшихся у нее словах, но очень уж хотелось как-то вытащить Брайана из его скорлупы – она выпалила:

– Что, видишься в офисе с Алисией?!

Лицо Брайана немедленно окаменело.

Теперь оно напоминало гипсовый слепок, чуть ли не посмертную маску. Глаза стали совсем скучными и безжизненными, напоминая по цвету сухую болотную тину.

– Откуда ты знаешь, – раздельно произнес он.

Энн не ожидала такой впечатляющей реакции.

– Ну, – запинаясь, проговорила она, – мне рассказала об этом Кэссиди.

– Вот чертова кукла! Разве это ее касается? С какого перепугу она вдруг кинулась информировать тебя о моем прошлом?

– Я не знаю. Не знаю. Но разве важно именно это?

– А что, по-твоему, важно?

– Например, то, что ты скрыл от меня истинную причину своей командировки в Миннеаполис.

– Энн, – раздраженно произнес Брайан, – я ничего от тебя не скрывал.

– Но ты сказал мне…