«Одно лишь обстоятельство несколько омрачает мое несказанное счастье, а именно то, что добрейшая моя маменька так благосклонна к нашей любви, что никаких препятствий перед нами не воздвигает, и Яну не представляется ни единой возможности проявить передо мной геройство и рыцарственность. А мне бы хотелось, чтоб он за меня сражался или чтобы похитил меня, но зачем ему сражаться, зачем похищать, когда в этом нет ни малейшей надобности, и маменька делает все для того, чтобы отношения наши развивались без всяких помех?»
Через пять дней:
«Игра доиграна, все кончилось, мои мечты сбылись, Ян объяснился, попросил моей руки, и я ответила согласием — и все же я не испытываю счастья. Наоборот, когда смотрюсь в свое маленькое зеркальце, украшенное по углам ракушками — оно пусть темное, но все равно самое мое любимое, и в нем я кажусь себе красивее, чем в других зеркалах, — я замечаю, что на лице моем отпечатались следы пережитого страдания. Ты спрашиваешь, мой дневник, как же могу я не быть счастливой, переступив наконец порог моей самой заветной мечты? Ответ прост, мой милый, тихий друг: Ян разочаровал меня, он не тот, за кого приняло его мое сердце. Напрасно тщится маменька убедить меня в том, что я ошибаюсь, — ее уговоры с еще большей силой укрепляют мою уверенность в том, что я сделалась жертвой расчета и коварства.
Потому что, когда обо всем уже договорились и окончательно все выяснили — я не хочу пересказывать Тебе, мой дневник, как это произошло, ибо воспоминание об этом слишком для меня мучительно, — маменька ни с того ни с сего, как это у нее в обычае, завела разговор о торговых делах.