Брат болотного края

Лежка затих. Туман оседал мокрой взвесью, серебрился на шерсти сотнями капелек, выдавал прячущихся в ночи. Тот, что скрывался за волчьей мордой, стоял у кряжистой осины, весь укутанный в шкуру, только запястья да ладони голые. Второй — высокий, узкий в плечах, с раскидистыми рогами на маленькой голове, — подошел к нему и положил руку на плечо. Леся поспешила отвести глаза — в их тревожном молчании было скрыто куда больше, чем в самом яростном рыке. Третий же прятался поодаль, среди сухого бурелома. От него шел дух горячего тела, жесткой шерсти и опасности. Он злился, но не смел нарушить тишины. Леся решила, что от него стоит держаться дальше всего.

Но Лежка того не понял, зашевелился в попытках встать.

— Я же свой, я Батюшкиного рода! — просяще бормотал он. — Хозяина вашего…

Третий рванул к нему через ветки и грязь. Миг — и оказался рядом. Леся увидела, как в распахнутой кабаньей пасти вспыхнули два уголька. Чудище схватило Лежку за грудки, потянуло к себе и швырнуло на камни. Тот слабо всхлипнул и затих.

Леся вскрикнула, подскочила на ноги. Разорвали молчание двое у осины, шагнули к бурелому, встали между кабаном и его жертвой, зарычали, предупреждая. И только мертвая осталась застывшей фигурой у большого камня, поросшего мхом.

— Разорву! — лютовал кабан, нависая над Лежкой. — Лесная падаль! Разорву!

Он говорил человечьими словами — яростными и злыми, но человечьими. Леся шагнула ближе, сама не зная еще, что будет делать.

— Послушайте, — пробормотала она, но никто не обернулся. — Эй, вы!

Откуда только взялся голос этот, властный и звучный, если внутри колотился страх, разливался волною слабости? Леся будто увидела себя со стороны — все эти складки старой ткани, висящие на костях, лохмы, полные сухой листвы и грязи, расцарапанные щеки в лиловых разводах синяков, все свои углы и сколы, многоугольники страха и отчаяния. И грязное пятно на штанине, под которой налилась гнилью рана. Не было во всей этой жалобности ни силы, ни звука. Но был голос. И его услышали.

Первым обернулся тот, кто носил на себе рога оленя. Ломкая шея склонилась, голова была слишком тяжелой для нее. Леся поняла, что перед ней девушка — высокая и хрупкая, измученная бесконечной ночью и холодом оврага.

— Мы вам не враги, — выпалила Леся, разглядывая темное пятно перед собой в поисках девичьих глаз. — Мы просто шли мимо. Нам нужно. Пропустите…

Голова покачнулась, во тьме блеснуло влажно, но без сочувствия.

— Наша земля, — ответила олениха. — Ни Хозяина, ни рода. Наша.

— Мы заплатим. — За спиной Леси зашевелилась мертвая, поднялась на ноги медленно и опасливо.

Из пасти волка вырвался скрипучий смешок. Человечий. Нет никаких чудовищ, нет перевертышей. Люди. Сумасшедшие люди. Леся даже плечи расправила. С чужим безумием справиться легче, чем со своим. С ним можно сжиться, если играть по правилам. Нелегко, но возможно. Уж она-то сумеет, неважно помнить, почему, главное верить, что ей это под силу.

— Ничего вашего нам не нужно, — прорычал волк.

Третий всхрапнул и повернулся к ней. Кабанья морда смотрела яростно и тупо, но в глубине пасти мерцали злобные угольки глаз. Человек, скрытый под маской, пылал ненавистью. Леся чуяла его жар, ослеплявший каждого, кто смел приблизиться. Не приказывать ему нужно было, а просить. Но мертвая потеряла нюх от страха.

— А коль не нужно, так дай пройти, зверь!.. — процедила она, оттолкнулась от камня и сделала первый шаг.

На второй времени не хватило. Кабан уже схватил ее за шею, притянул к себе, задышал хрипло, давясь злостью.

— Сдохнешь первой, лесная девка, первой-первой сдохнешь!

— Пусти! — мертвая забилась, как выброшенная на берег рыбина. — Ослеп, что ли? Не чуешь, кто я?

Кабан шумно втянул воздух, но руку разжал. Мертвая повалилась на землю, закашлялась.

— Падаль, — бросил кабан, повернулся к своим, обтер лапищу о холщовую штанину. — Совсем дохлая… Принесло болотом нам в наказание.

И тут же будто уменьшился, сжался в плечах, остыли угольки ярости, припорошило пламя злобы.

— Мы уйдем, прямо сейчас уйдем, — тихо, но уверенно сказала Леся. — Поднимемся с вашей земли, выберемся наверх и никогда больше…

— Никогда, — оборвал ее волк и потянулся к поясу. — Потому что мертвые здесь не ходят. И вы не станете.

В темноте его кинжал вспыхнул ледяным разрядом. Холодная сталь разорвала полотно ночи, и та зашлась в страхе и предвкушении.

— Мы заплатим, заплатим. — Леся заслонилась руками, попятилась. — Не надо, пожалуйста, мы заплатим…

— Что ты можешь дать нам, девочка? — мягко спросила олениха. — Что за ценность несешь ты через нашу землю?

Денег у Леси не было. Да и зачем они тем, кто живет на дне оврага, пряча лица под звериными мордами? Не было ничего. Только рубаха с шароварами, шаль, старые ботинки. Под грубой тканью отчаянно билось сердце, даже тесемка, висевшая на шее, вздрагивала в такт. Леся хлопнула себя по груди, нащупала острый край оберега. Медуница! Сладкая, тягучая, бесстрашная. Медуница. Слава Матушке, собравшей ее, слава глупому мальчику, подарившему ее чужачке.

— Вот! — Леся готова была рассмеяться от облегчения.