Брат болотного края

Она потянула тесемку и вдруг поняла, что все это время сжимала в кулаке гроздь рябины. Ягоды помялись, окрасили ладонь алым соком, будто кровь застыла в переплетении линий жизни. Леся встряхнула рукой, багряная россыпь упала на землю. И в тот же миг ахнула, отпрянула олениха, опустил кинжал волк, даже кабан закряхтел, завозился, отступая в сторону.

— Зови сову, — бросил волк, не спуская с Леси цепкого взгляда.

Олениха сорвалась с места и скрылась в темноте, будто и не было. Мертвая проводила ее насмешливым фырканьем.

— Что, ягодок испугались, дети леса? Коли ваша земля, чего бояться?

— Откуда?.. — спросил волк.

Мертвая зашлась каркающим смехом.

— С болота, вестимо.

— Не с тобой говорю, — рыкнул на нее волк, шагнул к Лесе, но притронуться не решился. — Где взяла?

— Ягоды?

Она все не могла понять, какое из правил нарушила, чем удивила так, что сделала. Отчего ветер вдруг поменялся, ярость затихла, отступил страх. Даже темнота поредела. Даже туман рассеялся.

— Ягоды.

Из-под волчьей маски на Лесю смотрели голубые глаза в обрамлении пушистых ресниц. Глубокие, водяные, женские. Не волк — волчица осторожно подбиралась к ней, пробуя землю перед собой, будто та могла обернуться топью.

— Так рябинки на краю оврага… — Леся сбилась, прочистила горло. — На краю оврага растут.

— Не растут. — Косматая голова покачнулась. — Как болото пришло, так и не растут…

Сердце пропустило удар и тут же забилось. Все быстрее и быстрее. От внезапного страха перехватило горло. Леся заметалась, до боли всматриваясь в темноту. Края оврага нависали над ними — скользкие, блестящие от мокрой глины, поросшие жесткими ветками волчьего лыка. Лысый обрыв равнялся с ночным небом, далекий и безжизненный. Только верхушка сосны, чьи корни прятали, да не уберегли Лесю, виднелась поверх. И никаких тебе переплетений рук и резных листьев, никаких тебе тонких стволов и гроздей спелых ягод. Но Леся помнила, как скользила молодая кора под ее пальцами, как пахло жизнью, как грело спокойствием.

— Были… Они были… — шептала она.

— Вижу, что были, — ответила ей волчиха, поднимая с земли красную ягоду. — Не верю, но вижу.

…Ждали они в молчании. Только чуть слышно постанывал Лежка, так и не поднявшийся с земли. Под цепким взглядом волчицы Леся присела рядом, устроила его голову на коленях, прикрыла от насмешливых взглядов шалью. В ответ шевельнулись веки, задрожали ресницы, но глаз Лежка не открыл. Его бил крупный озноб. Леся дотронулась до лба — горячий и влажный, от удара ли, от пережитого ужаса или от леса, в который не нужно было уходить ему, Лежка вспыхнул лихорадочным жаром.

— Ничего… — зашептала Леся, перебирая его выпачканные во влажной грязи волосы. — Заживет и это, все заживает, весна наступает, капель сойдет… И все пройдет, слышишь?

Лежка сонно вздохнул и открыл глаза. Шаль надежно спрятала его пробуждение.

— Спи, — попросила Леся одними губами. Лежка опустил веки, замер, покорный настолько, что почти уже мертвый.

Волчица подошла ближе, наклонилась, втянула влажный воздух, распробовала его. Под ее ногами в грубо сшитых кожаных ботинках без твердой подошвы земля почти не приминалась, будто на ней и не стояло чудище в звериной маске.

— Жить будет, — сказала она, обращаясь к Лесе, но взгляд на нее не подняла. — Только хилый он, не лесной. Зачем такой в пути?

У камня насмешливо фыркнула мертвая, но голос подать не решилась. Рядом с ней, пылая раскаленной злобой, топтался кабан, готовый в любой момент броситься, пережать горло, выдавить жизнь по медленной капле.

— А зачем в пути тот, кто хочет тебя спасти? — спросила Леся, плотнее запахиваясь в шаль. От раскисшей земли тянуло могильным холодом.

— Чтобы он погиб за тебя при первом же удобном случае, — откликнулась мертвая.

Кабан хлопнул себя по колену и раскатисто захохотал. Эхо разнесло хохот по всему оврагу, затрещало по бурелому. В ответ коротко ухнуло, и кто-то выбрался к ним — низенький, округлый, весь в растрепанных перьях. В темноте сложно было разглядеть, пришиты ли те к куртке или на самом деле растут на существе, что двинулось к волчихе, гневно размахивая руками-крыльями.

— Сучий потрох!..

— Не кричи. — Волчица подошла ближе, опустила руку на покатое плечо совы. — Ночь не кончена еще, не буди лихо.

— Так у вас еще и лихо припрятано?.. — начала было мертвая, но кабан двинулся к ней, утробно рыча, и та замолчала, слившись с камнем.

Леся осторожно убрала с колен голову Лежки, стянула шаль, устроила его поудобнее и только потом поднялась. Спешить ей было некуда — в плотной ночной хмари, среди сумасшедших, обряженных в дурацкие костюмы, она только и хотела дождаться утра, чтобы наконец увериться, что эти чудища — не чудища вовсе, а несчастные, потерявшие разум в чаще.

— Покажи ей ягоды, — мирно попросила волчица, что больше не скалилась, не грозилась разорвать их на части, и Леся почти успокоилась.

Она протянула раскрытую ладонь. Рябина окончательно сморщилась, но продолжала алеть спелостью и силой. Сова не пошевелилась, только задрожали кончики перьев, все-таки пришитых к тканой куртке, застегнутой на кожаные петельки.