Брат болотного края

Леся дышала сквозь влажную шерсть, слушала рокот, зная, что там, за стеной из земли решается судьба. Нужно было выбраться, встать рядом с теми, кто пытался спрятать и спасти непутевую девку, драться, визжать, бежать, наконец. Но Леся не двигалась. Если затихнуть, как мышь в норе, если сжаться в крохотный комочек шерсти и страха, то беда может пройти стороной. Смахнуть, разодрать в клочья тех, кто окажется на ее пути. А Лесю не тронуть. И она осталась на месте — бояться, не дышать, не думать, не существовать, лишь бы остаться невредимой.

Но снаружи зашумело, раздались приглушенные крики, потом звук удара и что-то рухнуло, стена вздрогнула и осыпалась, оголяя убежище, а вместе с ним и Лесю. Шаль окончательно промокла от сырости норы и холодного пота.

Леся из последних сил зажмурила глаза. Если у нее и оставалась надежда, так на слепоту, ведь если чего не видишь, то, может, того и нет. Только оно было. Было на самом деле. Что-то заглянуло в убежище, шумно задышало, принюхиваясь. Леся и сама чувствовала, как от нее пахнет гнилью и телом, скованным страхом. Живой запах слабости. Дух жертвы. Нужно было открыть глаза, посмотреть на хищника как на равного, показать, что тоже чего-то стоишь. Но Леся не стоила, ничему не была она в цену — скрюченная в грязи, прячущаяся в растянутой шерсти незнакомого зверя.

Тот, что пролез в убежище, гортанно взвыл, протянул лапу и схватил Лесю за плечо. Ее обожгло раскаленной плотью. Чудище было живым, цепким, когтистым. Его кожа — мозолистая, но без чешуи и шерсти, и ток крови под ней, все это в миг успокоило Лесю. Человек — не зверь, не тварь болотная, не мертвячка, не злой дух. Человек.

Она распахнула глаза, готова встретиться взглядом с тем, кто тащил ее прочь из убежища, волок по грязи, больно сдавливая. Но вместо лица — любого, мужского или женского, юного или старого, бородатого, лысого, изувеченного шрамами, она увидела искаженный злобой оскал волка. Его черные глаза смотрели равнодушно, как две блестящие пуговицы. Так смотрят на лежалую тушку зайца, на поломанное дерево, на врага, испустившего дух в моче и рвоте. На приговоренного к смерти, ведомого к ней на поклон. Так смотрят на добычу, поймать которую вышло слишком просто. Так смотрят на того, кто недостоин злобы или сочувствия. Так смотрят на пустое место.

Так смотрел на Лесю тот, кто вытащил ее из-под корней старой сосны. И никогда еще ей не становилось так страшно под чьим-то взглядом.

…Ее волокли через орешник по земле, дергали, царапали, больно впивались грубыми пальцами. Мир смешался в клубок из темноты, острых веток, скользкой грязи и камней, что норовили выскочить из тьмы и попасть под ноги. Земля пошла под откос, и Леся поняла, что они спускаются по скату оврага. Зябкий воздух загустел, стал молочным и плотным. Туман поднимался от дна наверх, клубился хищными щупальцами, тянулся к Лесе, забивался в нос и рот. Поодаль трещали ветки, кто-то недовольный рычал, послышался удар и придушенный стон. Позади раздалось гневное шипение. Это мертвую тетку рывком повалили в грязь. Вскрикнул Лежка.

Их вели по склону, подгоняли тычками и скалились. Но шеи их оставались не сломаны. Для этого хватило бы одного движения. Раздался бы хруст, кровь бы потянулась струйкой из распахнутого рта. Путь бы закончился на краю оврага, будь на то воля чудища с мордой зверя и натруженными человечьими руками. Но они спускались все ниже, скользили по грязи и мху, обходя поваленные деревья и рыхлые водомоины, пока не достигли дна.

Дно пахло затхлостью и стоячей водой, но Леся, привыкшая в духу болота, что тянулся за ней, почуяла лишь, как холодно стало кругом. Чудище ослабило хватку и толкнуло ее на землю. Леся послушно опустилась в грязь, поджала ноги, обхватила себя за плечи. В темноте было не разглядеть тех, кто гнал в овраг Лежку с мертвой теткой. Но похитители были рядом — дышали тяжело, скользили во тьме лоскутами тьмы еще большей, пахли влажным мехом и злобой, пока усмиренной, но способной вспыхнуть в любой момент.

— Сиди!.. — Рык, глухой и утробный, родился в глубине оскаленной волчьей пасти, но принадлежал он человеку.

Леся замерла. Она и не думала шевелиться, но мрак всколыхнулся там, откуда доносилось сиплое дыхание Лежки.

— Мы лесного рода, — слабо начал он. — Ни с кем здесь не в ссоре, ни с кем не в брани, отпусти.

— Сиди!.. — повторил волк, послышалась возня. — Разорву! — пригрозил он с ледяной яростью.