Брат болотного края

Кутенок обошел отца стороной, приблизился к Деме, задрал тяжелую голову, посмотрел без страха.

— Большой. Храбрый. Вожаком станешь, — похвалил Демьян, с трудом отлепил спину от дерева.

Зверь дернулся к нему, но не прыгнул. Губа медленно накрыла зубы. Он втянул воздух, помотал головой, будто сам не верил, что человечьим духом над болотиной больше не пахнет. Загривок опустился, пригладился. Волк смотрел на Дему, не отрывая умных глаз.

— Узнал, стервец? — сдерживая облегчения, спросил Демьян.

Рваное Ухо фыркнул, подошел ближе, наклонил голову и подставил лоб под руку. Демьян осторожно прикоснулся к влажной шерсти. Опасный зверь оставался опасным зверем, даже если принял тебя за своего.

— Паршивец, вон какой стал… — бормотал Демьян, зарываясь пальцами в серый мех. — Заматерел! Вожак, небось, а?

Волк утробно ворчал, уже неопасно, так, для вида. Щурил глаза, дышал глубоко и часто, впалые бока облепляли ребра. Вспоминал. Голодные годы пролегли между прощанием и встречей. Пока один просиживал штаны на парах, второй клыками вырывал у засыпающего леса право жить. Вина полоснула Дему наотмашь. Захотелось прижаться к побитому жизнью боку старого товарища, облапить его могучую шею, вдохнуть песий дух и рассказать ему все, что успело приключиться. Но Рваное Ухо не был настроен на долгие беседы. Он попятился, задрал голову и вцепился в Дему тяжелым взглядом. У его лап возился позабывший все тревоги кутенок. Но большой зверь ничего не забыл, в его глазах читалось настороженное ожидание. Мол, вот он ты — человек-не-человек, носитель большой мудрости, наследник большой силы. А вот он я — волк, вожак, житель леса. А вокруг нас болото чавкает. Так может скажешь мне, кто виноват в том? И что с этим, брат мой, ты будешь делать? Перебитое, разодранное ухо повисло серым лоскутком, но второе подрагивало от нетерпения.

— Послушай, — начал Демьян, сам не зная, что хочет сказать. — Батюшка мой… Хозяин леса. Умер он.

Волк нетерпеливо повел головой, мол, знаем-слышали. Ни тебе сочувствия, ни скорби. Сложно давить на жалость, когда перед тобой вожак волчьей стаи и про жалость ему известно немного. А что известно, то не по твою честь, хорек вонючий.

— Я вернулся. Помнишь, как уходил? — Голос дрогнул, волк недовольно зарычал.

Тихо-тихо, драная ты ворона, расплачься еще перед ним. Вспомни, как шумел лес, как вторил он последние стоны Поляши, как судорогой свело тонкокожие березовые стволы, как вмиг пожухли и опали листья их и сережки. Вспомни, как рванул через чащу, не разбирая дороги, а Рваное Ухо — молодой еще, поджарый волк, несся рядом до границы родовой поляны, стремительный, словно серая тень, ловил твой взгляд, тряс головой, не зная, как помочь другу, не ведая, что ничем уже не поможешь. Поздно. Свершилось все. Увековечилось.

Демьян сглотнул, прочистил горло, волк смотрел внимательно и цепко. Выжидал.

— Я уходил, но теперь вернулся. Хозяином. Чуешь?

Рваное Ухо втянул воздух. Верхняя губа приподнялась над зубами, но рычать не стал. Что-то он почуял, но не Хозяина.

— Вещица одна. Важная. Потерял. — Демьян старался говорить короткими емкими фразами, чтобы зверь понимал их, и сам дивился, насколько яснее становилось случившееся.

Мир людей полон слов. Длинных, избыточных и пустых. Люди говорят — постоянно, без продыху. Бормочут, лепечут, восклицают. Лгут. Придумывают и надумывают. Сочиняют небылицы, отрицают истину. Сокрушаются. Нагнетают. Шепчут, кричат, бормочут вполголоса, шипят сквозь зубы, не шевеля губами, захлебываются речью и цедят ее тяжелыми каплями. Они облекают в слова все, до чего дотягивается воспаленный вечной их болтовней рассудок. Горе, страх, зависть, надежда, страсть. Все имеет название и тысячу определений. Люди спорят, люди скандалят, люди рассказывают о спорах и скандалах другим людям. Мир полнится словами. Сам мир стал клубком слов. Сами люди и все, из чего они состоят — слова, одни только лишь слова.

У зверей все не так, зверь вычленяет суть безмолвно. Чует главное. Стряхивает шелуху, как сор с косматой шубы. Ты говоришь волку — беда. И он понимает — нужна помощь. Ты говоришь — потерял. И волк кивает тебе, мол, я готов искать.

— Кинжал, — медленно произнес Демьян. — Старый. Хозяина. В болотах выпал. — Развел руками.

Рваное Ухо презрительно чихнул. А я тебе что, пес шелудивый? Сам обронил, сам теперь и майся. Но тут же оскалился насмешливо, вытянул передние лапы, прижал к ним морду, глянул с интересом, мол, чего стоишь, пошли искать.

— Далеко. Не здесь. — Демьян махнул в сторону. — Не знаю где. Мертвая знает.

Веселье в глазах волка тут же потухло. Теперь он смотрел на Дему с холодной злобой.

— Помню-помню, не любишь их. Помню.

Зверь утробно зарычал, кутенок у его лап шлепнулся на землю, прижался к отцовской лапе. Рваное Ухо попятился, уводя щенка за собой.

— Она своя, — поспешил объяснить Демьян. — Не тронет. Скажет, где кинжал. Помоги ее найти.