Брат болотного края

Как стемнело, Леся и не заметила. Усталость в ней нагнеталась грозовыми тучами, вот-вот прольется тяжелым дождем, вспыхнет ослепительной молнией, прогрохочет по всем углам. Леся с усилием заставляла себя идти вперед, выхватывала взглядом спину Лежки и делала еще один шаг вслед за ним. Хотелось есть. Горло пересохло от жажды. В ботинках хлюпало.

— Нельзя нам сегодня идти, — прозвучало наконец-то, и Леся первой повалилась на траву в стороне от тропы, по которой они так упорно шли.

Чьи-то руки подоткнули края шали так, чтобы влага от земли не пробралась сквозь рубаху к телу. Кто-то сунул ей под голову мягкий мешок. Кто-то заботливо помог подняться, когда в отдалении затрещал костер, забулькало в котелке травяное варево.

— Выпей, — попросила ее Вельга, протягивая плошку, пахнущую терпко и горько. — Мертвая говорит, так силы вернутся.

Леся огляделась. Пока она дремала, то и дело опрокидываясь в дурманный морок, полный шепота, сопения и звериного духа, на полянке развели огонь, согрели воду, разложили сухари по распоротым банкам с тушенкой. Мертвая сидела в тени, подобрав под себя ноги. Она прикрыла глаза, но в нервном подрагивании плеч угадывалась настороженность испуганной птицы: еще чуть — и взлетит.

Питье оказалось таким горячим, что вкуса Леся не разобрала — опрокинула в себя махом, зажевала сухарем, размокшим в мясном соке, и тут же свернулась под шалью, затихла. По другую сторону ее драного кокона бродил Лежка, перекладывал вещи, чтобы не промокли, подкидывал в костер палочки, тихо переругивался с мертвой теткой.

— Совсем плохой. Тоже мне волк.

— Он устал.

— Лихо его потрепало, как щенка.

— Перестань.

— А ты мне не указывай, мальчик. Лучше отвара ему подай, коль в прислужники записался.

— Он брат мне.

— И Хозяин.

Замолчите! Замолчите! Закройте свои сумасшедшие рты! Все в Лесе порывалось вскочить, раскричаться на них, заставить прийти в себя, обрести разум, заговорить, как обычные люди, а не лесные чудища. Но тяжесть прожитого дня прижимала к земле. Леся лежала и слушала, лежала и мучилась, мерзла и засыпала, засыпала и мерзла.

— Ей холодно. Дрожит.

— Надо согреть.

— Ложитесь, ложитесь!

Зашептались над Лесей и тут же рухнули рядом, обвили ее цепкими лапищами, прижались костлявыми телами. Раскаленный жар безумиц обжег резко и невыносимо. Леся бы вскрикнула, да не хватило сил. Лежать среди них, пахнущих мокрым деревом и псиной, было невыносимо. Встать, раскидав, как соломенных кукол, невозможно. Леся притихла, стараясь дышать ртом, чтобы чужой смрад не забился в нос, и принялась ждать. Первым затих Лежка, засопел у костра. Леся подождала, пока безумицы ослабят хватку, ускользнут в мутный сон. Прислушалась — не скрипят ли ветки под ногами у мертвой? Тишина. Леся откинула шаль, подобралась и рывком встала. Коренастая Лада дернулась сквозь сон, две товарки ее остались без движения.

Лес спал, оплакивая росой еще один день. Влажный дух его расползался по поляне, костер слабо тлел через туманную дымку. Пахло влажной землей, грибницами и дымом. Леся переступила через спящих безумиц, скользнула в сторону, обхватила себя за плечи — зябко, свободно и страшно было в спящем лесу. Казалось, ступи на тропинку, и она вынесет тебя именно туда, куда нужно. Только нужно кому? Леся зажмурилась, представляя место, в которое ей стоило бы стремиться. Но лес, спящий, бесконечный в своем размахе, заслонил все мысли и желания. Она и не помнила почти ничего, кроме леса. Горло перехватило страхом. В ответ зашипел погасший костер. Леся шагнула к нему, почти опустилась рядом, решаясь обхватить за плечи Лежку, дремлющего у пепелища. Тепло и покой, запах хлеба и надежных стен. Чего еще желать среди лесной ночи?

Только ноги сами понесли прочь. Мимо костра, мимо Лежки, к спящему без задних лап волку. Леся опустилась перед ним на землю. Пахнуло уставшим телом, жаром и припыленной временем яростью. Демьян и сам был словно присыпанный пеплом. Впалые щеки серели под жесткой бородой, от крепко зажмуренных глаз расходились глубокие морщины. Захотелось прикоснуться к его лбу, отбросить слипшиеся волосы. Леся перехватила потянувшуюся было руку. Закусила губу. Надо же. Бедный волчок. Потрепало тебя. Улеглась рядом, свернулась под его боком. И сразу стало тепло.

Сквозь сон — глубокий и спокойный — Леся что-то бормотала, и внутри разгорался незнакомый жар. Хотелось улыбаться, давно забытое движение губ само собой растягивало лицо, разгорелись щеки, зацвело, запело в животе. Леся и сама не поняла, как долго пролежала так, греясь о зверя, ведя с ним сонные беседы, а потом вдруг вскочила и вернулась на место, в цепкие объятия безумиц. А когда пробудилась окончательно, то не нашла на поляне ни зверя, ни Лежки.