— Вот как мы вас нашли, так-то было ночи за две. Пришел ко мне, огладил. Сказал, где кинжал искать. Лежал во мху у болотины, меня ждал, не тонул. Анка сильно ругалась, мол, ее он по праву. А я не отдала. Мне его Бобур подарил. Меня выбрал.
Поля легонько сжала кабаниху за локоть, притянула к себе. Двух ночей не прошло, как потерял Демьян кинжал в болотине, а они уже вышли в путь. Вот куда подевался, вот кто его подобрал. Знать, обиделся Батюшка на наследничка, наказать решил за расточительство страшное — семейный кинжал да в болото бросить, и решил чужачке его отдать, безумице пришлой. Ай да Батюшка. Ай да хорек паршивый. Ай да затейник.
— Покажи мне его, — попросила она.
— Как же показать? — удивилась кабаниха, теряя нить беседы, пропуская ее сквозь решето безумия. — Нету его, пришел во сне, ушел во сне. Бросил. Все меня бросают. Дед, и тот ушел. Сгорел. Сгорел у меня деду-у-ушка-а-а… — И зашлась беззвучным плачем, сморщилась вся, как сгнившее яблочко.
Поля отшатнулась было, увидев, как стекает по подбородку липкая слюна, натекшая из дырки распахнутого рта, но кинжал манил ее. Упрятанный в затертые внутренние ножны, знакомые, если приглядеться к ним, он так и просился в лесные руки. Пусть мертвые, но родовые. Свои.
— Пойдем, — позвала она. — Тихонечко пойдем за водичкой. — И повела ее подальше от пригорка.
Кабаниха послушно брела следом. Кинжал покачивался на поясе. Теперь Поля узнавала и скрип его, и и рукоять, истертую лесными руками. Как раньше не разглядели? Как не учуяли? Хороша парочка — слепая берегиня, потерявший нюх волк. Потешались над безумицами, а приглядеться не додумались. Сами себя обдурили, сами обокрали. Ушла бы девка к серому дому, а с ней и родовой кинжал. Вот бы смеху куницам было, вот бы филин похохотал. Поля осторожно опустилась с кочки, опробовала топь ногой, та жадно хлюпнула, проминаясь, из мха засочилась гнилая жижа.
— Пойдем, тут короткий путь, — позвала она кабаниху.
Та опасливо повела носом.
— Болотиной несет.
— Ничего! Тут сухонько, ты ступай осторожно, я проведу.
Кабаниха нехотя послушалась, тяжело ступила в болотину и провалилась по щиколотку.
— Мокро! Не хочу! Мокро!
— Пойдем, чего тебе бояться? Ты же сильная, тебя Бобур выбрал, — напомнила ей Поляша.
Безумица постояла немного, проваливаясь все глубже, но пошла. Жижа поднималась выше — от щиколотки к голени, от голени к колену. Кабаниха сопела все громче, размахивала перед собой руками, чтобы не повалиться, но спорить не решалась. Поля опережала ее на пару шагов, считая каждый, чтобы не ошибиться. Скоро-скоро начнется зазовкина топь, скоро-скоро они придут. Не смотри вниз, не гляди, как голодно облизывает ноги топь, не бойся, не тобой сегодня она полакомится. Ты — берегиня, озерного Хозяина лебедушка. Ты — жена лесового, лесового мать. Не страшись, не дрожи.
— Не туда мы идем! — крикнула ей в спину кабаниха. — Вернусь я, понятно?
Ее тяжелое, крепко сбитое тело проваливалось в жижу быстрее. Топь поднялась ей до бедер, еще чуть, и лизнет кинжал. Кабаниха, бледная от пота и страха, пыталась вырваться, развернуться, но мертвая сила держала ее крепко, не думала отпускать.
— Ты постой, передохни, — предложила ей Поля. — Скоро уже придем. На вот, облокотись на меня.
С силой подалась назад, приблизилась к безумице, та положила ей руку на плечо, придавила в топи. Поляша скрипнула зубами, но стерпела. По дрожи, что поднималась от промокших ног к спине, она чуяла зазовку, знала, что гнилая тварь здесь, ждет добычу, наслаждается чужим страхом.
— Тихо-тихо, — прошептала Поляша безумице. — Сейчас отдохнешь, сейчас поспишь. Долгий путь у тебя был, долгая дорога, а теперь отдохнешь.
— Холодно. — Кабаниха с трудом разлепила посиневшие губы. — Ног не чувствую. Колит только, будто пиявки там…
— Ничего, не больно же, вот и ничего. — Поля погладила кабаниху по щеке.
Сильное тело обмякло, грузно опустилось в болотину, безумица начала крениться, западать в сторону. Мертвая вода под ней медленно окрашивалась в багрянец. Поля заставляла себя не слушать, но гадкое сопение зазовки било по ушам. Пей, тварь, пей скорее. Пей, пока держу ее, пей, пока горячее.
— Дедушка, — жалобно позвала кабаниха. — Мне холодно, дедушка, разведи костерок, дедушка… Озябла я… Дедушка? — Она задрожала. Поля обхватила ее обеими руками, с силой толкнула в топь, а сама присела рядом, надавила ей на плоскую грудь. — Отпусти! Дедушка, где мой дедушка?
— За дровишками ушел, — прошептала Поляша, стараясь не смотреть в потухшие глаза безумицы. — Вернется, разведете огонь, будете рядышком. Ничего, не страшно, совсем не холодно.
Кабаниха медленно погружалась в болотину. Тело ее, обескровленное зазовкой, уходило под грязь и воду. Взгляд блуждал по лесной темноте, не в силах выхватить из нее ничего, что можно было бы унести с собою. Цепкие пальцы ослабли, Поля легко освободилась от них, на грязной коже и не видно было, остался ли след последней кабаньей хватки.
— Засыпай, — посоветовала ей Поляша. — Отдайся, как есть. Не с кем тебе бороться.