Брат, Брат-2 и другие фильмы

Наступила поздняя, холодная, сухая рыже-золотистая осень. Джанга возил с острова запасы и складывал амбар.

— Зачем развязали связки сушеной рыбы? — сурово спросила Мергень, входя в юрту.

— Заплесневели совсем… Надо было съесть, — оправдывалась Анка. Она сидела у огня, штопая одежду Грегорея.

— Пусть гниет — не ваше! — мрачно сказала Мергень и села к огню. — Будет с вас, что сетями моими пользуетесь… Пошто навоз не вынесла? — прикрикнула она на Бытерхай.

Та испуганно побежала за лопатой.

— Сети-то наши были! — вдруг сказал Грегорей.

— Были, да сплыли! Разве получили бы вы их, если б я сама не отдала? — сказала она, протягивая к огню руки. — Ведь приходил ты за ними, Грегорей, — усмехнулась Мергень.

Наступила тяжелая пауза. Вбежала Бытерхай с лопатой и принялась выносить навоз.

— Дай иголку, — сказала Анке Мергень, снимая кухлянку.

Анка недоуменно подняла глаза. Мергень взяла у нее из рук иголку и села к огню, осматривая одежду.

Анка вышла на двор.

Джанга таскал припасы в амбар. По ее глазам, наполнившимися слезами, он догадался.

— Простите вы ей, — просто сказал он. — Совсем уж исправиться хотела, да в печень ее железом ткнули. Известно — от печени злость… Погоди, лето придет, на остров опять уйдем себе.

— Не знаю, как и до лета дотянем…

— Чего они все молчат? Чего не разговаривают? — спросила Мергень Джангу, который свалил у камелька принесенную охапку дров.

— Эх, ведь и я не могу здесь с тобой по душе говорить. Не так бывало у нас на острове… Людей много, а сердце не любит ушей.

— Меня, скажи, не любят! Скука! Хуже, чем в тундре! — зло сказала она.

— А ты пожалей, пожалей их — сразу полегчает! Я всегда так делаю.

— Ты бы и бревно любил, если б соседей не стало…

— Летом на остров укочуем, — шепнул Джанга и неловко приобнял ее.

— Кто знает, что до лета случится? Зима длинная! — Она брезгливо отстранилась. — Может, ноги твои совсем отвалятся…

Она встала и вышла из юрты.

Здесь, несмотря на позднее время, кипела работа. Бытерхай подносила навоз и помогала Анке смешивать его с глиной. А Грегорей обмазывал этим раствором стены юрты.

— Навоз подсохнет и весной будет гореть от солнца. Лучше, как раньше, щели мхом законопатить, а сверху глиной! — решительно сказала Мергень. — А корову я бы совсем выбросила вон из юрты! Нет у нас ни ямы, ни желобов! Будет вечная сырость и вонь.

Из юрты вышел Джанга и испуганно уставился на нее.

— Пусть скотоводы строят хлев для своей скотины! — обращаясь к нему, сказала она.

— Ты чего?! — только и смог вымолвить он.

— Из-за одной коровенки нельзя, чтобы люди задохнулись! — сказала она и ушла в юрту.

Ошалевшие от этой тирады прокаженные смотрели на Джангу. Он виновато развел руками и посмотрел на них.

— А что, Грегорей, давай построим! Может, и лучше, — вдруг спокойно сказала Анка.

— Построим! Конечно, построим! — обрадовался Джанга. — Завтра же с Грегореем начнем столбы рубить, бревна таскать! Конечно, построим!

Заканчивалась осень. Мелкие лужицы уже не оттаивали днем, хотя солнце еще грело.

Смастерив нехитрый остов маленькой юртенки, Джанга обставлял его кругляками, а Грегорей, закончив покрывать жердями яму для скотины, мастерил в углу возле камелька лавку.

— Мы с Анкой, наверное, сюда переберемся, — как бы невзначай сказал Грегорей.

Джанга промолчал, укрепляя очередное бревно.

Грегорей быстро взглянул на него.

— Ты, Джанга, не обижайся. — Он прекратил работу и посмотрел на Джангу. — Заживем как соседи! — сказал он неестественно бодро.

— А я хотел, чтоб все вместе, как раньше, — сказал Джанга, не прекращая работы.

— Ты не обижайся…

— Давай… Снег скоро… — сказал Джанга.

По двору носился бычок. Бытерхай затыкала стены большой юрты мхом.

Анка пригнала корову.

— На крышу надо будет сена набросать, — устало сказала она.

Мергень поставила на землю корзину с рыбой и посмотрела на работающих мужчин.

Любовь

Снег накрыл землю. Две похожие, но разные по размеру юрты стояли рядом. Две струйки дыма поднимались вверх.

Бытерхай через низенькую обшитую кожей дверь с трудом протолкнула внутрь корову и сама едва протиснулась мимо нее и Быса к камельку, где в страшной тесноте жались Анка, Грегорей и Джанга.

Джанга весело пел якутскую песню. Время от времени Грегорей хрипло подхватывал.

Анка налила Бытерхай чаю с молоком.

В большой юрте у огня сидела Мергень. Глаза ее лихорадочно блестели. Тихо стонала Кутуяхсыт. Снаружи доносилось пение.

Мергень встала и вышла наружу. В маленькой юрте смеялись. Тонко звенел голосок Бытерхай.

Мергень подошла к крошечному окошку и, постояв мгновение, крикнула:

— Джанга! Бытерхай! Спать пора! Хватит зубы скалить-то! Завтра опять на работу с полудня!

— Идем, идем! — испугался Джанга. Весело улыбнулся, махнул рукой и протиснулся к двери, подталкивая перед собой Бытерхай.

— Прытка она других на работу гонять! — прошептала Анка.

— Пусть ее! — весело прошептал Грегорей. — А хорошо, что мы сюда перебрались. У меня в костях полегчало.

— А дальше что? — тревожно спросила Анка, держа руку на огромном животе.

— А убьют ее, потому как не оставит она воровать. Убьют ее, а мы останемся с ее богатством…