Брат на брата. Окаянный XIII век

Сражение завершилось полным разгромом князей-братьев. Все пространство между Авдовой и Юрьевой горами, их склоны, заболоченный луг вдоль ручья были завалены телами убитых и раненых воинов. Около двадцати тысяч русских мужиков пало в междоусобной борьбе. Ликований по случаю победы не было, слишком огромная цена за нее заплачена. Мстислав не стал преследовать беглецов. Двое суток новгородцы, ростовчане, смоляне стояли у Липицы, разбирая тела убитых, отправляя их к местам погребений или хороня здесь же, на склонах горы. Не спеша они залечивали раны, готовились к походу на Владимир. Мстислав не спешил. Он понимал, что у Белой Руси нет сил противостоять ему. И дабы избежать новых жертв, он давал время Юрию и Ярославу осознать, что великокняжеский стол не удержать и придется склонить колени перед победителями.

Городецкая ссылка

1Загнав трех лошадей, на четвертой в полдень прискакал Юрий во Владимир. Проезжая створ Медных ворот, великий князь приказал сторожам:

–Ворота запереть! Никого не впускать и не выпускать! Готовьтесь к осаде!

–А где же дружина? – не утерпел с вопросом один из воротников.

–Как ты посмел требовать ответа от меня, твоего князя?! Тебе, видно, жизнь не дорога, смерд?! – вскричал Юрий и, вымещая весь свой стыд и страх на безвинном, ожег его плетью по лицу. Рванув поводья, он направил коня в город.

–Неужто все полегли? – с ужасом выдохнул второй воротный сторож, глядя вслед князю. – Да как же так? Столько-то народу! Ох, горе-то какое! Семен, слышь-ка, что говорю? – обернулся он к напарнику. Но тот, обхватив лицо руками и уткнувшись головой в стену проезжей арки, тихо подвывал. – Да что с тобой?

–Князь, песья утроба, глаз посек! – прохрипел Семен.

–Дай погляжу.

Сторож с трудом оторвал руки Семена от лица и, увидев кровоточащую рану на месте глаза, охнув, прошептал:

–Боже ж ты мой! Глаз вытек!

Юрий вбежал в горницу. Агафья сидела у окна. Увидев мужа, грязного, в окровавленной одежде, измученного бешеной скачкой, со взглядом раненого, затравленного зверя, она все поняла. Молча Агафья подошла к Юрию, припала к его сухим запекшимся губам и тихо произнесла:

–Слава Господу нашему! Живой!

Он обмяк и со стоном начал медленно оседать. Его плечи задрожали, и великий князь разразился рыданиями. Это были слезы раскаяния, бессильной злобы, стыда. Только сейчас, прижавшись лицом к ногам своей жены, он понял, что потерял все и вернуть былое – не в силах!

Вечером Юрий созвал бояр на совет. Те входили в Посольскую палату молча, пряча глаза, тихо рассаживаясь по лавкам. Архиепископ Симон вошел последним. Осенив крестом собравшихся, он остался стоять, опираясь на посох. Все уже знали о кровавой Липице и теперь ждали, что скажет великий князь в свое оправдание.

Но Юрий предстал перед боярами не смиренным и умоляющим о снисхождении к побежденному, он был полон решимости продолжать борьбу с Константином и Рюриковичами. Оглядев своих бояр, он требовательно спросил:

–Что скажете вы, смиренные овцы? Да, сражение проиграно, князь Мстислав уже идет сюда, чтобы посадить на стол великокняжеский Константина. Вы знаете, что град Владимир завещан мне отцом, и вы целовали крест на верность. Поэтому я спрашиваю вас: хотите ли вы быть под Ростовом или самим над всеми властвовать?

–Не быть Володимиру под Ростовом! – возмущенно загудели бояре. – Не хотим Константина.

–Тогда помогите мне собрать новую дружину.

Самый древний, но еще крепкий, жилистый старик – боярин Роман Михайлович, с трудом поднявшись с лавки, тихо произнес:

–Кого же, государь, звать в дружину? Стариков, женок, детишек неразумных? Ты всех забрал с собой. Нам ноне некого выставить на стены. Город беззащитен!

–Не верю вам! – вскричал Юрий. – Уйдите все! Завтра спрошу народ володимирский, с кем он: со мной или с Константином.

Епископ Симон, уходя, нравоучительно изрек:

–Гордыня обуяла сердце твое. Ты глух и слеп. Обратись к Господу, и он просветлит разум твой, направит деяния во благо. Повинись перед Константином. Он добр, простит. Что до Володимира, то выйди из города сам, без принуждения, не обрекай мирян на еще большие страдания, – и уже с порога, на срыве, выкрикнул: – Не искушай судьбу! Не гневи Бога! Отрекись от стола великокняжеского, и да воздастся тебе в грядущем сторицей сие деяние!

–Подумаю, – угрюмо откликнулся Юрий и отвернулся к окну, за которым мягко опускались сумерки.

Ночью и утром к воротам города подходили изнуренные, израненные, с посеревшими от пыли и пережитого лицами владимирцы. Кузьма Ратьшич привел две сотни всадников. Среди них было три десятка гридей личной охраны великого князя. На многих белели кровавые повязки, но потерь не было, и все были при оружии. Чем больше в город входило ратников, тем громче раздавался на улицах города женский плач. К полудню над Владимиром уже стоял вой, который не мог заглушить даже сполошный колокол. Великий князь собирал народ на Соборную площадь для совета.