Брат птеродактиля

Даже новоселье закатили с подобающим размахом, хотя и опасались, как бы главный новосел не запировал, но он мужественно продержался весь вечер на компоте да минералке, на баяне много играл, только про «Ладу» не пел. Петь на трезвую голову вместе с нетрезвыми гостями посчитал неуместным, хотя, вообще-то, всегда «с песней по жизни» шагал, то есть всегда, особенно в уединении, мурлыкал под нос что-нибудь из советских композиторов. И что интересно, он был единственный такой певун во всей обширной родне, ни один из детей этой папкиной изюминки не унаследовал. Если не считать того, что дочка Танюшка музыкальную школу успешно закончила и даже одно время намеревалась в консерваторию подавать на отделение народных инструментов композиторского факультета по классу баяна. К счастью, потом передумала и пошла по маминой линии.

Однако на новоселье они с отцом даже минут десять на двух баянах зафигачивали какую-то Танюшкину собственную пьесу, хотя, конечно, Мишка дочери больше мешал, отчего она и бросила быстро. Мешал; однако в музицировании — это надо признать — он после армии все ж несколько продвинулся, теперь под его аккомпанемент хоть что можно было спеть, а не только сплясать.

А еще к приятному и радостному в те времена многие люди относили получение в качестве поощрения из рук доброго государства вожделенного участка неудобицы или болота, который надлежало превратить через определенное время в цветущий сад и к тому ж воздвигнуть на нем хижину. Однако если в срок не уложишься, пеняй на себя. Отберут и другому, более ответственному да трудолюбивому очереднику передадут.

Вот Колобовы и это поощрение вслед за квартирой отхватили. И сразу на субботник всю родню мобилизовали: трех сестер с мужьями да почти уже взрослыми детьми и Аркашку, до сих пор не женатого. Только больных престарелых родителей оставили дома. И большая бригада мелиораторов-любителей образовалась, Беломорканал, может, и не прорыть, но привести к некоторому виду шесть соток заросшего озера Карасьего вполне под силу.

По крайней мере, когда на болото наши романтики-энтузиасты прибыли, там, на других участках, работа кипела уже вовсю: сновали деловито-озабоченные люди с носилками и шанцевым инструментом, горели костры, высились терриконы болотных кочек, срубленных под корень лопатами или специально изготовленными руками новаторов рубильниками. А кое-где уже щедро рассыпалась по выровненным площадям известка, поскольку опытные люди определили, что, раз болото, почва должна быть «кислой».

— Ого, — сказал ошарашено Аркашка, очень кстати припомнив строчку из популярной тогда киношной песенки, — «и на Марсе будут яблони цвести»!

Бригада дружно, однако немного нервно рассмеялась самой удачной, может быть, во всей жизни, хотя и нечаянной Аркашкиной шутке. Нервно — потому что было, вообще-то, не до смеха. А тут еще шестилетний Жека-Геня учудил — услышав, что почва «кислая», взял да и украдкой попробовал почву на вкус. Прирожденный исследователь. Над пытливым ребенком посмеялись уже не так нервно, хотя мать, конечно, в ужас пришла и успокоилась, лишь когда вымыла сыну язык кипяченой водой из привезенной с собой фляжки.

Но, раз уж приперлись в такую даль, раз хозяева «хавчика» да выпивки на всю артель наготовили, то, ничего не поделаешь, пришлось поработать. Не очень упорно — мало нарубили кочек. Если такими темпами продолжать — точно изгонят из товарищества.

И больше никто из родни сюда в период освоения не приезжал на «помочь», которая в иных российских местностях зовется, кажется, «толокой». «Обчество» больше робких намеков не расслышало.

Зато потом, наведываясь по случаю в сад Марии да Михаила в одиночку, по двое, а то и семьями, искренне изумлялись и восторгались родственники: ведь все-все у Машки с Мишкой было не хуже, чем у людей, а у людей — не хуже, чем у Мишки с Машкой! И прогуливались они по аккуратным дорожкам, проложенным прямо по дну бывшего озера Карасьего, вдыхая ароматы, наслаждаясь видами любовно возделанных коллективно-частных угодий, вкушая сладкие плоды героического труда и философски-размягченно размышляя о будущем человечества: «А что, черт возьми, может статься, когда-нибудь земляне и впрямь далекий Марс так же уделают, если только ранее того родную планету, а заодно и себя не угробят своим необузданным трудолюбием да еще более необузданным стремлением к излишествам и комфорту…»