Братья

– Ну, дай бог! А про свару, так сказать, к слову пришлось. Знаю, что переборы зелья к добру не приведут. Идти до Верхне-Инбатска неделю. Вот и раскиньте винишко по дням. Глядишь, на дорогу хватит!

– Спасибо, Гаврила! В Инбатске я дам тебе мешок кедровых орехов. Коль осенью женишься, будешь вечера с женушкой коротать, да с орешками.

Теперь пароходы шли в тепло. Тайга, вставшая стеной вдоль Енисея, закрывала реку от холодных ветров, тенью лежала на воде у обрывистых берегов, раньше обычного прятала заходящее солнце, опуская сумрак на русло. Ночью пароходы отстаивались у станков, а рано утром, если не мешал туман, двигались дальше. Помаленьку уменьшался караван идущих на буксире лодок с артельщиками. На подходе к Верхне-Инбатску остались лишь два шитика Семена Яркова. У станка простояли недолго. Тимоха сбегал к дяде Семену домой и принес с его сыном мешок кедровых орехов. Как ни отнекивался Гаврила, Семен настоял. Прямо с шитика закинули мешок на баржу, и Семен дал прощальный выстрел из ружья. Каждый пароход, отчаливая, давал по очереди гудки, прощался с людьми на косе до следующего лета.

В Енисейск с рыбой отправили Димку Сотникова. Он же заключит контракты на поставку товаров в навигацию будущего года. Степан Буторин со своей артелью успел принять после лагоды енисейцами церковь. Придирчиво осмотрел, что было сделано от завалин до крыши, помог установить новую церковную утварь, а бывшую – отправить пароходом в Толстый Нос для Введенской приписной церкви. Степан даже выбил по одному кирпичику из трех печей, чтобы проверить, очищены ли дымоходы. Растрогался:

– Не зря о вас слава идет как о хороших артельщиках, строящих и лагодящих своими руками церкви, часовни, храмы по всей Енисейской губернии. Сделано на совесть, а посему примите поклон от прихожан села Дудинского.

И поклонился им в пояс Степан Варфоломеевич. Старшина артельщиков Михаил Меняйлов ответил:

– Пусть стоит эта церковь многие лета на благо верующих. Мы греха на душу не берем. Божье место не терпит халтуры. Пора уж вам думать об колокольне. Просите деньги у Енисейской епархии. Приедем и построим!

Священник Даниил Петрович Яковиненков сам обошел закутки и возвратился довольным:

– Ну давайте я подпишу бумаги, коль Буторин все оглядел. Ему доверяю! Он дока в ваших делах. Бумагу отдадите в епархию для оплаты.

Отец Даниил перекрестил каждого артельщика и сказал:

– Помоги им, Боже, благополучно добраться домой к семьям. Здоровья вам, мужички, и веры в Бога. На пароходе у Дмитрия Сотникова получите четыре маленьких бочонка осетрины для вас. Увезите женам и детям. А пятый – архиепископу Никодиму.

Они сложили скарб в деревянные ящики с ручками для переноски, перекрестились у иконы Божьей Матери и вышли.

*

Сторож Аким справил свои летние дела. Печные дымоходы почистил! Десять ведер серой пыли смахнул веником из дымоходов и вынес к Поганому ручью. Завалины подсыпал, утрамбовывал землицу бревнышком, чтобы зимой ни одна пурга не загуляла в подполье. Он же наколол огромную гору дров, прикрывшую четыре окна, выходящих на Старую Дудинку. Швырок светло-серого цвета громоздился у правого торца дома. Он охапками носил дрова и складывал в аккуратные поленницы в дровянике. В сарае пахло древесным клеем. Где-то в углу надрывно жужжала муха, попавшая в объятия паука. Оставшаяся от прошлой зимы поленница дров упиралась вверху в дощатую крышу. Ни одно полено за год не просело, не шевельнулось. Аким умел мостить! Одну чурочку к другой плотно укладывал вдоль стены: ни щелей, ни перекосов не сыщешь. Клал, будто кирпич каменщик. Каждую поленницу аккуратно разбирал сверху, чтобы не нарушить устойчивости. И день за днем шел до самого низа. В дровянике всегда порядок. Аким никому, даже хозяину, не позволял шастать в сарае, прикасаться к своему творению. Он его строил и рушил сам, даже рушил красиво, с пользой для дела. Аккуратен и скрытен батрак. Старается не гневить лишний раз хозяев, ничего не упустить из домашних дел.

Аким в печных топках заменил несколько выгоревших кирпичей, переложил каменку в баньке, обмазал глиной и проверил тягу, вложив в топку несколько сухих поленьев. Печь выдохнула клуб дыма и затихла. Аким даже встревожился, почему нет тяги. А когда швырок схватился, загудела, затрещала, выдыхая в трубу серый, густой, как у парохода, дым. Аким перекрестился.

– Слава богу! Угадал и с кирпичиками, и с глиной. Полыхнуло, хоть задвижку перекрывай! Зиму можно ждать спокойно.

Радуется Аким удали и прыти! Все сделал ладно, что требовалось. Хозяева довольны! Даже скупой на похвалу Петр Михайлович, и тот остался доволен работой. А уж Екатерина Даниловна да Авдотья Васильевна не нахвалятся батраком.

– Его не надо понукать, заставлять работать. Сам знает, что делать и как. И главное, никогда не противится. Может, и бывает недоволен, но отделывается шуткой или усмешкой. По крайней мере, вида не подает, – хвалилась Екатерина Даниловна мужу. – Очень справный человек.

– Хвалитесь его учтивостью, а душа-то у него закрыта! – корил жену Киприян Михайлович. – Скрытный он. Затаился.