Братья

Инютин пуще прежнего напустил на свое лицо строгость, грозно сверкнул глазами. У сидящих не дрогнул ни один мускул. Слишком тщедушным казался этот алтайский рудокоп. А дудинские ценили силу недюжинную и стать богатырскую. Инютин это знал. Он встал, чтобы хоть немного быть выше сидящих, и сказал, глядя поверх голов:

– Каждый из вас начинает новое дело. А по сути это постройка маленького медеплавильного заводика. Никто, кроме Петра Михайловича, который лет десять назад был на Алтае, ни бельмеса не смыслит ни в металлургии, ни в горном деле. Но прежде чем увидеть ручейки расплавленной меди, нам предстоит сделать тяжелую, вами ни разу не испытанную в жизни, работу. Я как горный мастер скажу. Самая трудная вещь в горном деле – это проходка. Долбить в полутемной пещере рудную стену. Кайлом или ломом врезаться в камень. Только руда крепче камня. Иногда за день пройдешь пол-аршина. К тому же топчешься в воде, слякоти тающей мерзлоты, с непривычно согнутой спиной. Затекают руки, ноги, шея. Из рук выскальзывают ломы, кирки, кайлы.

Он кашлянул, почесал бородку и понял, что проходкой припугнул мужиков, которые представили узкую штольню, падающую на рудокопа мутную воду и выступы непреодолимых скал. Но Инютин давил дальше:

– Это не рыбалка, не зимние аргиши, не колка дров. В проходке такие мужики ломались! До сих пор диву даюсь! С Буторина были! Здоровенные! А рударей из них не вышло. Потому я и хочу чтобы каждый ощутил, за какое нелегкое дело беремся. Тут все взаимосвязано. Какая-то связка не сработает, пострадает вся задумка. Затея Киприяна Михайловича смелая! Первый добытчик меди в губернии! И еще, Киприян Михайлович! Надо, чтобы отец Даниил освятил залежи. Я прошу всех очень ответственно отнестись к подбору людей. Условия будут жесткими. Вопросы есть?

Мужчины переглянулись, взяли со стола бумаги и тут же пробегали написанное, ища свою фамилию с заданием. Вопросов пока не возникло. Каждый помнил совет, что необходимо обмозговать все до мелочей и только потом решать с Сотниковым или с Инютиным. Но каждый невольно внутренне вздрогнул от обилия предстоящей новой работы, засомневался, сможет ли справиться.

Киприян Михайлович заметил некоторую растерянность:

– Я вижу, появился страх, не говоря о смятении. Так и должно быть, когда берешься за новое. Шапкозакидательства не требуется. Слишком за серьезные дела беремся, чтобы к ним легко относиться. Но и страха не должно быть. Не боги горшки обжигают! С углем пока повременим. Медь надо получить прежде всего. Она дороже угля.

Он перекрестился.

– С Богом и за дело!

В начале апреля, когда светлая пора воцарилась над тундрой, артель Степана Буторина, усиленная четырьмя плотниками Енисейской консистории, прибыла на пятнадцати оленьих упряжках к подножию горы Рудной. Добрались с Дудинского за двое суток.

Дни стояли солнечные, безветренные. Искрился на солнце снег. Стаи куропаток лакомились завязями появившихся пупырышек почек. Тени окружающих гор ползли по долине. Они то удлинялись, то укорачивались, то исчезали совсем.

Степан Буторин завез четыре теплых балка, весь плотницкий инструмент, провизию, маленький горн и наковальню для кузнечных дел.

Мотюмяку Хвостов разгрузил нарты и поаргишил назад – в Дудинское, оставив артельщикам две упряжки с двенадцатью оленями и двумя каюрами с женами из станка Потаповского, Михаилом Пальчиным и Дмитрием Болиным. Жены каюров быстренько поставили чумы, оживили эту безлюдную долину. Вьются дымки, на кострах кипит чай. Уже поставили железные печурки, расставили столики, посуду, разложили на земле оленьи шкуры. Постели накрыли пуховыми одеялами, сшитыми из разноцветных лоскутков. Артельщики диву даются, как юраки быстро обустроили жилище. Казалось, что они жили здесь всегда. А плотники ходят вокруг балков, разводят руками, не знают, как лучше расставить, чтобы не заносило снегом, чтобы солнце дольше заглядывало в окошко, чтобы ветер не выдувал тепло. Степан Буторин собрал артельщиков:

– Из девяти человек тундру знают лишь я и Иван Маругин, а остальные – ни бум-бум! Вон юрачки – не чета нам! Тундра для них – мать, а для нас – мачеха! Я расскажу, где удобней расставить балки, где сложить поленницу дров, инструмент, где соорудить нужник и кузницу. О баньке – особый разговор! Надо сделать так, чтобы мы жили не хуже, чем в Дудинском! А снег сойдет, стежки деревянные сделаем, чтобы болото у балков не месить. Этим вы займетесь завтра, а мы с Иваном пойдем выбирать кондовую лиственницу. Здесь будем жить не один месяц, а возможно, и не год. Делать все на совесть, как в церкви.

На второй день Буторин с Маругиным встали на охотничьи лыжи и поднялись на склон горы делать затеей. Легкие топорики Степана и Ивана при ударах отскакивали от стволов, как от железа.

Но с каждым часом затесей становилось больше и больше. Десяти-пятнадцатиаршинные лиственницы вздрагивали от топоров. Устали, присели на поваленную лесину. Закурили, сняли от истомы шапки. Солнечные лучи мягко лизали головы.