Братья

– Негоже так говорить, Петр Михайлович! Мужики там крепкие сидят. Ради рудника не жалеют живота своего. Все по-хозяйски творят. Любо по руднику пройти. Вроде на руде стоишь, а руды не видишь. Вся она в балагане. Отвал у подножия горы. Барак блестит чистыми оконцами. И плавильня стоит, как красавица писаная. Даже копоть с кузницы до барака не достает. Благословил я их, а рудник святой водой окропил. Надо собираться на медь поглядеть.

Петр больше не перечил. Знал, отец Даниил людей зря не хвалит, ради красного словца не восхищается.

– Теперь верю, отец Даниил! – сдался Петр Михайлович. – Хотя сомневаюсь, что медь будет. Там одни самоучки собрались, а руду плавить – надо голову иметь. Всего в книжках не найдешь. Каждый плавильщик секретит свои навыки.

– Ладно! Наши Инютин и Буторин – тоже не лыком шиты. Дотошные мужики! Сами докопаются до истин. Если сразу не получится, не страшно! У нас рудник построен на риске! А коль отец Даниил благословил, значит, с нами Бог. Видно, ангелов наслал, чтобы помогли Буторину и Инютину получить первую медь. Давайте выпьем за удачу! – предложил Киприян Михайлович и продолжил: – Со мной поедут Петр, Хвостов и Сашка. Тебя, дорогой тесть, на плавку не возьму. Тебе в межсезонье надо сходить по станкам до Толстого Носа. Люди хотят услышать слово Божье из твоих уст.

– Жаль, зятек, что не берешь с собой. Грешишь, каверзный. В низовье я схожу. Только дай пару гребцов, да покрепче.

– Лодка у тебя есть, гребцов получишь. Почту возьми у Герасимова. Пароход подойдет к двадцатому, как пойдут нельма и сиг. Только побудь и на станках, и в артелях. Вина больше бочонка не бери, сам реже причащайся. Чтоб люди не судачили, мол, отец Даниил не просыхает. Псаломщика настрожи, дабы службу справно нес и в штоф меньше заглядывал. Ну, сошлись в одной церкви два служителя! Кто кого перепьет.

Сидящие за столом, кроме отца Даниила и Екатерины, засмеялись. Екатерина толкнула ногой Киприяна Михайловича, мол, негоже отца укорять. Она знала о пристрастии своего тяти к хмелю, неловко чувствовала себя, когда он хватал лишку.

Отец Даниил молча слушал наставления, часто моргал, вроде стыдился. По возрасту они почти ровесники. Священник лишь на два года старше Киприяна Михайловича, но доверяет жизненному опыту купца и без обид принимает советы и укоры. Знает, его зять Киприян по норову не злобный мужик и всегда старается оградить грешную душу тестя от разных грехопадений. Да не всегда получается. Святой отец бывает неудержим. Он не замечает, как хмель заполняет его грузное тело. Выпитая в азарте не одна лишняя чарка укладывает его на пол и ввергает в глубокий сон. Сквозь храп слышится бульканье, и крепкий сивушный запах выплескивается рвотой на ковер. Екатерина и Аким стоят с тряпками наготове и вытирают осклизлую бороду, заляпанную сутану и лежащий в блевотине крест. Снимают с шеи золоченый символ, опускают в ведро с горячей водой, вытирают насухо и оставляют на вешалке. Его не трясут, не будят, не поднимают. Знают, через час он воспрянет, снова выпьет чарку вина, пошелушит руками ссохшуюся бороду, наденет крест, обведет домочадцев туманным взглядом, поднесет к губам ладонь и невнятно скажет:

– Извините, господа миряне, извинь победил меня!

Аким подхватывает под руку покачивающегося отца Даниила и ведет домой на покой. Правда, в гости, кроме зятя, он ни к кому не ходит, хотя дружен с Хвостовым и Герасимовым. Хвостов в рот не берет хмельного, а почтовик после третьей чарки засыпает. С ним он и поговорить не успевает. И святой отец, и Герасимов пьют по-домашнему, без размаха, как на станках заведено. С рыбалки, к примеру, вернулись, окаченные волной, с охоты, когда мороз до костей продрал. Не к горячей печке тулятся отец Даниил или почтовик Герасимов. Извинь внутрь вливают. Греют тело хмелем от головы до пят. И еда под каждую чарку уходит со стола. А с мороза всегда крепко спится, да и здоровьем полнится тело.

Киприян Михайлович не раз выговаривал тестю:

– Ты, отче, до чарки охоч. Стало быть, перед Богом грешен. В другом приходе тебя давно бы выгнали, а здесь ты – кум королю и сват министру. Как тебя благочинный Суслов терпит? Видно, потому, что вашего брата – ризника в низовье никакими посулами не затащишь. Вон, изба ждет два года, а разъездного священника архиепископ Никодим так и не нашел. Вот тебе и вера.

Отец Даниил слушает укоры зятя, выжидает, пока тот прервется: