Братья

– Во-первых, я старый борец, – начал я.

Шену как будто понравились мои слова, и он перевел их своим товарищам.

– В моей стране борьба – один из ведущих видов спорта, – сказал он. – В свое время я сам неплохо боролся. Давай попробуем, один на один!

– Я профессионал. Бесплатно не работаю.

– Ну, всего разок.

– Мне шестьдесят два года. И у меня больная шея. Хотя надрать тебе задницу не помешало бы.

– Тебя сильно молодит прическа. Что у тебя за стиль? Фристайл, фолк или греко-римская?

– Шен, я не буду с тобой бороться.

– Да мне просто интересно, как ты борешься. Или опять нам врешь?

– Я борец иного рода.

– У-у! – произнес Шен, обращаясь к своим спутникам.

Я не мог понять, что он еще говорит, но уловил имя Халк Хоган.

– Значит, ты – американский рестлер, – сказал Шен. – Как это будет по-английски? А, фейк!

– Эй, притормози-ка, – осадил я его. – Не знаю, кто тебе это сказал, но это неправда. Уж поверь мне. То, что делал я, – это весьма и весьма серьезно.

– Ну да. Кроме, собственно, борьбы. Фейк.

Если бы он назвал рестлинг постановкой. Или представлением… но не так…

– Да ты, судя по всему, эксперт, – сказал я. – Выделываешься перед своими друзьями, а сам-то кто?

Амбалы позади него скинули пиджаки. Я распустил волосы.

– Возьми свои слова назад, – предложил я. – Тогда я спокойно сяду в машину и уеду без проблем. Но только после того, как ты возьмешь свои слова обратно. Все, что ты тут наговорил про дело моей жизни. Усек?

Я ждал, пока Шен со своими товарищами сформулируют ответ.

– Возьми слова обратно, Шен. То, что ты сейчас ляпнул про мою жизнь, – повторил я.

Он облизал уголок рта и посмотрел мне прямо в глаза:

– Фейк!

Я бросился вперед.

Глава двадцать первая

Кировакан, Армянская ССР, 1983 год

– Они были близкими друзьями, росли вместе, – пояснил Галуст своей матери. Та подмигнула и заметила:

– Оно и видно.

Колкость не задела ни Мину, ни Аво.

Это действительно был он. Сидел за столом в ее доме, напротив ее мужа. Мина переводила взгляд с одного на другого, словно они были игроками в нарды. Ничто, даже шпильки, отпускаемые свекровью, не могло испортить ей настроение. Ей казалось, будто прямо у нее на глазах воссоединяются части разбитого целого.

– А что у тебя с лицом? – спросила свекровь.

– Он получил ожог во время пожара на фабрике в Ленинакане, – сказал Галуст.

– Нет, пожар произошел раньше, – поправил его Аво.

– А почему ты уехал? – не отставала свекровь.

– Посмотреть на мир, – снова встрял Галуст.

– А вернулся, потому что мир не понравился?

– Да дайте же поесть человеку! – не выдержала Мина. – Он в пятнадцать был толще!

– Да все нормально, я ем, ем!

Араксия заплакала.

– Нет, с миром все в порядке, – ответил свекрови Аво.

– А что тебе больше всего понравилось? Где твое самое любимое место? – напирал Галуст.

– За исключением борделей, конечно, – вставила его мать.

– Америка-то тебе понравилась? – Галуст сделал вид, что не услышал реплику матери.

– Америка очень большая. Так что однозначно и не ответишь. И понравилась, и нет.

– Нашей дочке всего два годика, а она уже умеет складывать и вычитать, – без всякой связи продолжил Галуст.

Араксия продолжала плакать.

– Сколько будет один плюс один, рыбка моя?

– Он пытался рассказать тебе про Америку, – напомнила мужу Мина.

– А я все слушаю, слушаю, – отозвалась за Галуста мать. – Только вот мы ничего не говорим о сегодняшнем концерте. Все вообще о нем забыли, потому что к ней приехал старый приятель!

– Один плюс один, рыбка моя!

– Талин была само совершенство, – продолжала мать Галуста. – Но вышивка на ее платье показалась мне безвкусной. Я думаю! – многозначительно произнесла она.

– Талин была великолепна! – сказала Мина и поцеловала дочь в щеку.

– Два, – ответила Араксия.

– Два! – просиял Галуст.

– Впечатляюще, – согласился Аво.

– Душа моя, – сказала мать Галуста, обращаясь к внучке, – подними подбородок и выставь его вперед, как мы с тобой делали.

Араксия выставила подбородок.

На днях Мина сильно повздорила со свекровью, когда застала их за этим занятием. В пылу спора она все время придерживала подбородок пальцами. Мать Галуста привела свой аргумент: «Просто я хочу, чтобы девочка выросла более красивой. Что в этом плохого?»

Мина тогда ничего не ответила, и теперь жалела об этом. Теперь ей хотелось сказать что-нибудь вроде: «О, хорошая мысль! Почему бы вам, мама, не поменять Араксии подгузник и не пойти к себе?» – но она решила обойтись без подгузников и сказала просто:

– Идите спать, мама. А мы приберем со стола.

Араксия выбралась из своего детского стульчика и убежала. Мать Галуста обвела взглядом сына, Мину и Аво.

– Иду, иду! – крикнула она в ответ на зов внучки и вышла из комнаты.

– Хороша! – сказал Аво, проводив ее глазами.

– Да никто с тобой и не спорит, – отозвался Галуст. – Но для тебя все же старовата, тебе не кажется?

Все немного посмеялись, как это принято в компании. Галуст вздохнул и сказал:

– А дочка – да. Она прекрасна, моя рыбка.

Некоторое время все молчали. Потом Мина сказала, что, если мужчины в настроении, она откроет бутылку водки.