Братья Булгаковы. Том 1. Письма 1802–1820 гг.

Кстати, о мертвых: весьма некстати умер у меня прекрасный чиновник, который управлял отделением отправления посылок. В субботу был у меня с подорожною в четвертом часу, я его еще расспрашивал о посылках; пошел от меня, отправил тяжелую почту в Москву, отправился домой на Петербургскую сторону и, переходя Тучков мост, упал и умер на месте от удара. Его звали Зарубаев, человек был очень хороший и прекрасный чиновник. Все дела после него нашлись в совершенном порядке. Он оставил жену и двух детей без всякого состояния. Я ей послал 200 рублей на похороны, но и тех еще не могли к ней доставить, ибо нет сношений с Петербургскою стороною. То-то жизнь наша!

Я вчера был в первый еще раз у графини Строгановой, нашел ее одну и очень приятно провел часа полтора. Она весьма любезна и умна, разговор ее очень приятен. Потом явился и жених; невесты я не видал, она, верно, была у бабушки. Оттуда заехал к Карамзину, но не застал его дома. Очень сожалею. Он был у меня на сих днях; надобно было условиться о рассылке нововышедшего тома его «Истории».

Константин. С.-Петербург, 3 ноября 1820 года

«Руслана» посылаю тебе в подарок мой экземпляр, а себе куплю другой. Я нахожу, что довольно занимательно, но не стоит ни шуму, который наделали, ни войны, которая зажглась между литераторами. Раз прочесть забавно, только не вечером, чтоб не видеть во сне ни горбатую волшебницу, ни Черномора, ни Голову. Во Флоренции умер молодой Корсаков, бывший при миссии.

Александр. Москва, 5 ноября 1820 года

Вчера оставил я тебя вдруг [то есть прервал письмо], любезный брат, чтобы ехать в баню. Ну уж бани! Реман в восхищении, все хвалит Москву и все бранит Париж, превозносит русских. «Вот, – говорит он, – человек, который, несмотря на бороду, был бы превосходным министром внутренних дел». Этот почтенный Лепешкин, потеряв все во времена французов, не получив никакого вознаграждения из казны, деятельностью и умом опять поднялся и везде жертвует собою для блага общего: в тюремном замке, в яме, для постройки мостов, кладбища – везде его труды и деньги. И подлинно, о банях сих говорил бы «Журналь де деба» как о чуде; а здесь никто и не замечает их. Тут каменного строения на 400 сажен, вода проведена из средины Москвы-реки, то есть за версту, большим подземным каналом, разделяющимся потом на 1200 труб; есть котел главный, вмещающий в себе 900 ведер воды, и эта горячая вода идет в разные направления; все гидравлические машины очень прочны, сделаны самим Лепешкиным; ежедневно бывает в раздаче до 5000 билетов, солдат пускают безденежно. Хозяин сам нас угощал тут же, в чистенькой комнате (каких много) с диванами, зеркалом, ковром и проч., чаем, а там было, с позволения Ремана, и шампанское: пили за здоровье почтенного хозяина матушки Москвы. «Ну, еще стаканчик Реману за здоровье доброго друга Константина Булгакова, – сказал Волков, – хотя я и буду страдать и сердиться на Константина, ежели он мне не ответит». У Лепешкина есть приятель, также мужик с бородою. У них 25 лет братская такая любовь, что не узнаешь, который хозяин: что один прикажет, другой всегда одобрит, все общее, не могут быть друг без друга. Любо на них смотреть. Одним словом, я так был восхищен всем вчера, что не могу не дать тебе хотя короткого понятия о добрых сих людях и о заведении их. Реман взял все себе на заметку и собирается туда возвратиться, чтобы исследовать заведение во всех подробностях.

В городе нет ничего нового, кроме истории князя Долгорукова, по прозванию «Блудный сын»; он проиграл какому-то Квашнину 3000 рублей, не платил, тот ему пишет; он разорвал его записку, сказав человеку: «Я не должен был никогда твоему господину». Так как это было в Английском клубе, то Квашнин обратился к старшинам, прося по статутам исключить Долгорукова из клуба. Старшина Ев. Иванович Марков поехал уговаривать Долгорукова, а тот и тому отперся, уверяя, что он даже и не играл никогда с Квашниным, на которого напал Марков. Квашнин, чтобы пристыдить Долгорукова, поехал к нему, нашел его с женою и детьми за завтраком. «Правда ли, что вы мне, князь, не должны 3000?» – «Правда!» – «Вы говорили, что со мною даже никогда не играли?» – «Не играл!» Квашнин развернулся да хлоп его в щеку, а Долгоруков позвал людей, растянул Квашнина, да прибил немилосердно. Не знаю, чем эта мерзкая история кончится.

Сейчас был Василий Львович, который тебе много кланяется. Сегодня ждут княгиню Вяземскую из Варшавы; а он сам будет позже, прежде к вам, а там сюда, а там в чужие края, говорят, оставя здесь княгиню. Узнаю что-нибудь от нее, а он, ленивец, не пишет ни слова. Брат княгинин, Васенька Гагарин, был в горячке, освободился от нее, рано выехал, объелся и теперь, говорят, на смертном одре; не на радость приезжает сестра.

Александр. Москва, 8 ноября 1820 года